Овидий Горчаков - Вызываем огонь на себя

Но 12 июля началось неожиданное мощное контрнаступление советских войск на орловский выступ. Под Прохоровкой разгорелась небывалая по масштабу танковая битва, в которую каждая из сторон бросила до полуторы тысячи танков и самоходных орудий. Жестокое сражение бушевало и в воздухе. Чем хуже шли дела у люфтваффе над Орлом и Курском, тем ниже падало моральное состояние немецких летчиков. Опытные асы вдруг стали замечать, что их укачивает в воздухе, как новичков, что их тошнит от вида крови, что их страшит, а не радует перспектива сразиться с русскими в воздухе. Теперь они не рвались азартно в бой, не стремились, как прежде, увеличить свой боевой счет, уклонялись от встречи не только с превосходящими, но и равными силами, все чаще спасались бегством, особенно над чужой территорией. В штаб Сещинской авиабазы поступало все больше жалоб на неточные бомбежки, на плохое воздушное прикрытие, даже на бомбежку и пулеметный обстрел собственных войск из-за нервозности летчиков. Постоянные бои, непрерывное напряжение, смертельный риск, гибель друзей, пораженческие настроения — все это давило на психику. За три-четыре недели летчики раскупили все вино в казино и штабном буфете. Одни напивались до положения риз и даже вылетали под хмельком, другие спали все свободное время и не могли отоспаться, третьи толпились в очередях в лазаретах — заныли старые раны, открылись старые болезни.

Дошло дело до того, что даже некоторые офицеры-летчики начали «прозревать». Один увешанный крестами лейтенант, которого все звали «Черным Карлом», напившись в казино, задал шепотом такую загадку Венделину:

— Летит самолет с Гитлером, Гиммлером, Герингом и Геббельсом. Наш ас Геринг пилотирует самолет. Вдруг авария, вся четверка разбивается насмерть. Кто спасается?

— Не знаю, — чистосердечно признался Венделин, попивая свое любимое пльзенское пиво.

— Немецкий народ.

За такие шутки Черный Карл через две недели угодил в штрафной батальон полевой дивизии люфтваффе на фронте за Витебском.

И все же эскадры люфтваффе, базировавшиеся в Сеще, были еще грозной силой. Каждый день взлетали бомбардировочные эскадрильи. Каждый день поднимались истребители, выстраивались в «небесную постель» или «дикую свинью» и улетали хищной стаей на восток.

2. Гестапо нападает на след

Когда Ян Маленький понял, что за ним следят, он не стал оглядываться. Он шел по залитой солнцем пыльной дороге в Сердечкино, ясно чувствуя, как чьи-то враждебные глаза сверлят ему спину. Так вот чем объяснялось то беспричинное, казалось, беспокойство, что охватило его с той самой минуты, когда он вышел со склада с украденным у немцев автоматом.

Автомат. Немецкий автомат, завернутый в немецкий прорезиненный плащ. Новенький, густо смазанный «Шмайссер-18». Ян хотел его передать в это воскресенье Марии Иванютиной для партизан. Эх, зря подобрал он ключ к складу оружия, зря выкрал автомат у немцев. Попасться на такой мелочи!.. Но целую неделю не приносили мин, а руки у Яна так и чесались… «Что делать? Что делать?» Мысли скачут, обгоняют друг друга.

Вот и Сердечкино скоро…

Ян Маленький достал сигареты «Юнона», спички с черным имперским орлом на желтой коробке, закурил, прижимая свернутый плащ под мышкой. Закуривая, повернулся, словно прикрываясь от ветра, и хотя шпик шел, замедлив шаг, далеко позади и сразу отвернулся, Ян узнал его. Это был дезертир, перебежчик, предатель. В зимнюю блокаду сбежал он из партизанского отряда и, говорят, выдал все, что знал, гестаповцам. Немцы послали его работать на торфоразработки, многие догадывались, что он стал доносчиком гестапо. Это был скользкий, как угорь, парень, и глаза у него были как у копченого угря, мертвые, желтые.

— Холера! — выругался Ян Маленький. Дернуло же его однажды подойти к этому угрю и спросить, не скрывая презрения: «Чем же это вам не понравилось у партизан? Воевать заставляли?»

Парень огрызнулся тогда, и потом не однажды ловил на себе Ян Маленький косые, мстительные взгляды его желтых глаз.

Как всегда, в воскресенье, Мария Иванютина, эта чудесная русская женщина, такая тихая, скромная, самоотверженная, делающая такие большие дела, ждет его, чтобы передать организации партизанские мины. Неужели приведет он к ней за собой этого шпиона?

В «шмайссере» ни одного патрона, да и стрелять здесь нельзя. Мимо прокатил немец на голубом мотоцикле. А то бы Ян не пожалел патрона на шпика…

Вот и крайние избы села. Впереди — гудящая толпа немцев на улице. Солдаты чем-то взволнованы, снуют по всему селу. Полная походная выкладка, ранцы за спиной. Не на фронт ли их отправляют? Многие из них в таких же форменных плащах, как у Яна под мышкой. А он, как обычно в воскресенье, сбросил ненавистную серо-голубую форму, идёт в белой рубашке, в темно-синих цивильных брюках навыпуск.

В одно мгновение, не останавливаясь, а, наоборот, даже ускорив шаг, он повесил на плечо «шмайссер», накинул на плечи плащ. Минута — и Ян Маленький, свернув с дороги на заросший высоким бурьяном пустырь, срезал угол, вышел на улицу и смешался с толпой немцев.

Предатель добежал до толпы, сунулся туда, сюда, но Яна и след простыл.

Еще минут через пять Ян Маленький сидел в незнакомой избе у окна. Женщина, качавшая ребенка в зыбке, подвешенной к низкому потолку, приняла его за немца и со страхом, исподлобья смотрела на него.

Ян Маленький нагнулся к подслеповатому оконцу. Он увидел мельком шпика, метавшегося в толпе отъезжающих немцев. Вот кто-то из солдат оттолкнул его, и он чуть не упал…

Постепенно стих шум за окном. Мерно качалась зыбка. Ребенок заливался плачем. Мать совала ему в рот самодельную соску-тряпку с намоченным водой хлебом внутри.

Надо было принимать какое-то решение. Быть может, это было самое трудное решение в жизни Яна Маленького. Соблазн пробраться к Марии Иванютиной был велик. Мария Давыдовна спрятала бы его до ночи, а там переправила в лес, к партизанам. Но нет, многому за год совместной подпольной работы научился Ян Маленький у русских, и прежде всего у Ани Морозовой. Он не имел права рисковать явочной квартирой, рисковать Марией Давыдовной, ставить под удар всю организацию.

Он сидел и думал о Люсе, о своем будущем ребенке…

— Что с ним будет? — спрашивала вчера Люся. — Неужели он так и проведет свое детство под немцем?! Ян! А что Аня скажет? Я ей еще ничего не говорила.

— Не ходи на работу, — уговаривал он ее. — Я прокормлю вас, все жалованье буду отдавать…

Долго просидел Ян в незнакомой полутемной избе. Он видел, как из села, мрачно дымя самокруткой, то и дело оглядываясь, выходил шпик… Тогда — уже стемнело — он выскользнул на улицу, быстро дошел до моста и бросил ключ от склада оружия в омутистую речку Усу. Незаметно пробрался он в избу Иванютиной. Там поджидал его разведчик из 1-й бригады Сергей Корпусов. По его просьбе Ян и стащил этот проклятый автомат.