Александр Таланов - Нансен

Пожар гас, в тот же миг светящаяся туманная лента прорезала небо. Взгляд не успевал привыкнуть к ее виду: вдруг лента превращалась в лучи, почти достигавшие высоты зенита. Поток огненных лучей! С бешеной скоростью мчались они с востока на запад все выше и выше.

И опять зрелище длилось недолго, сменяясь новой небесной картиной. С высоты зенита низвергалась завеса, сотканная из лучей нежных и блестящих, как тончайшие трепещущие серебряные струны.

В ясные морозные ночи луна превращала ледяную страну в сказочный мир. Призрачный лунный сзет разливался над заснеженными гребнями скал и ледяными полями. То была картина какой-то вымершей планеты, покрытой сверкающим мрамором. Вот так, наверно, выглядят там горы и воды, скованные льдом и покрытые снежным саваном. И вот так же медленно и бесшумно плывет луна, совершая свой бесконечный путь по безжизненному пространству.

В такие ночи вокруг царила тишина, жуткая тишина. Великое, беспредельное безмолвие полярной пустыни…

ЛЮДИ! ЛЮДИ!

Подвиг — что огонь; расплавленные им,

Сольемся мы в один победный меч сердцами!

Долгожданная весна пришла в начале марта. Веселые люрики были ее вестниками. Стайка их с громким щебетанием пронеслась над хижиной зимовщиков, возвещая о возрождающейся жизни.

В душе зимовщиков они вызвали ответный радостный отклик: "Здравствуйте, перелетные птицы! Побывали: вы в далекой Норвегии — расскажите нам о далекой родине, о людях, близких нашему сердцу, о событиях, случившихся за: время разлуки!"

И живой щебет птиц и первые весенние лучи настойчиво: звали путников к скорейшему возвращению домой. Но золотые лучи блистали еще коротко, и на: смену им надолго всходила луна, холодная и равнодушная.

Следовало готовиться к длительному походу на лыжах. Дел было много. Предстояло прежде всего заменить одежду, превратившуюся в. лохмотья. Хорошо, что сохранились старые одеяла, они годились, чтобы выкроить из них куртки и брюки, а из медвежьих шкур можно было сшить носки, рукавицы и удобный спальный мешок.

Но где достать нитки? Велико было ликование зимовщиков, когда удалось раздобыть этот нужнейший предмет. В тот день Нансен восторженно записал: "Я открыл, что из одного обрывка веревки можно сделать двенадцать ниток, и счастлив, как юный бог. Теперь ниток у нас хватит, и мы быстро починим одежду. Кроме того, можно расщепить ткань мешка и пустить ее в ход вместо ниток".

Хижина превратилась, в портняжную и сапожную мастерскую. С раннего утра до позднего вечера зимовщики прилежно занимались шитьем. Сидя рядом на спальном мешке, распластанном на каменном ложе, они шили и шили без устали, молча, в то время как мысли их были заняты только одним — возвращением на родину.

Начавшиеся визиты белых чаек позволяли верить в близость открытого моря. Усаживаясь на крыше хижины, чайки долбили и выклевывали все, что могли найти. Медведи тоже стали частыми и всегда незваными гостями. Однажды утром Йохансен, откинув шкуру, прикрывавшую лаз из хижины, вскрикнул:

— Медведь! У самого входа медведь!

С молниеносной быстротой схватил он винтовку и снова попытался высунуть голову, но тут же поспешно отскочил назад.

— Он стоит совсем рядом!.. Кажется, думает войти сюда!

Иохансен направил в отверстие лаза винтовку. Приготовился выстрелить. Однако прицелиться было не так-то легко — лаз был узкий, неровный и к тому же завален снежными комьями. Совсем скорчившись, охотник кое-как приладился, приложил приклад к щеке и тут же опустил винтовку: второпях забыл взвести курок.

Медведь сначала чуть отодвинулся, в проходе остались торчать только кончик его носа да лапы, потом он, видимо, передумал и стал скрести когтями землю, чтобы залезть внутрь хижины. Тогда Иохансен, не целясь, выстрелил. В ответ послышался глухой рев, и снег захрустел под тяжелыми шагами зверя.

— Убегает! — Иохансен бросился вслед за раненым медведем.

Все произошло так быстро, что за это время Нансен успел только вылезти из спального мешка и начать обуваться. А как назло, куда-то запропастился чулок. Проклятый меховой чулок! Найти его удалось после суматошных поисков, и оказался он, конечно, под самыми ногами, на полу тесной хижины.

Прошла минута-другая, пока Нансен смог отправиться на помощь другу. Бежать ему пришлось недолго — Иохансен шел навстречу.

— Я уже прикончил медведя! Вон лежит… Иду за нартами привезти тушу… — сообщил довольный охотник.

— Поздравляю с удачным трофеем!

Нансен пошел дальше, чтобы освежевать тушу. Это научился он делать ловко и быстро, как заправский промысловик. Шел неторопливо. Но велико было его удивление, когда перед глазами «убитый» медведь поднялся на ноги и без оглядки затрусил в сторону.

Ничего не оставалось, как пуститься вдогонку за убегавшим «трофеем». Это оказалось вовсе не простым делом. Раненый зверь тяжело припадал на одну лапу, а все же бежал быстро. Он даже принялся карабкаться на высокий ледник, выбирая самые крутые уступы.

Вот уж никак нельзя было ожидать, что «убитый» способен на такую прыть!

Началась гонка с препятствиями. Четвероногое животное легче одолевало сугробы, в глубоких трещинах ледника, чем преследователь, проваливавшийся в снег по пояс. Так, соревнуясь в силе и ловкости, они поднимались все выше и выше, пока зверь не достиг вершины утеса. А там дул настолько сильный, порывистый ветер, что медведю пришлось лечь на брюхо и цепляться когтями за лед.

В этом положении он стал отличной мишенью. И охотник не упустил случая. Тщательно прицелившись, выстрелил раз и еще раз…

Медведь соскользнул с ледяного уступа, покатился кувырком по снегу, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, по осколочной россыпи, с шумом цепляя камни и снежные комья, высоко подпрыгивая от толчков на встречных уступах. Странно было видеть эту огромную белую тушу, летящую в воздухе подобно мячу.

Наконец подпрыгнув особенно высоко, медведь ударился об острый большой камень и растянулся плашмя.

— Жаль, что шкуру не удастся привезти домой! — подосадовал Нансен, глядя на великолепный густой мех. — Придется утешаться тем, что в туше много мяса и сала. Хватит нам надолго…

Действительно, богатый трофей пополнил запасы зимовщиков на целых полтора месяца. Все же еще многого не хватало для предстоящей экспедиции к югу. Недаром, подсчитывая провиант, необходимый для экспедиции, Иохансен как-то заметил:

— Чего бы я не дал хотя бы за один-единственный ящик собачьих сухарей из трюма «Фрама»! С удовольствием питался бы этими сухарями!