Николай Реден - Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина. 1914–1919

Но в этот вечер мне не суждено было развлечься. Спиртные напитки лишь еще более раздражали, а окружающая обстановка удручала. Заведение было третьесортное. При свете фонарей вульгарно раскрашенные женщины на сцене выглядели дрессированными цирковыми лошадьми. Мятая скатерть на моем столике, вся в пятнах, должно быть, не менялась неделями. Но более всего раздражал человек, сидевший за соседним столиком.

Все в нем выдавало удачливого немецкого коммивояжера: его отутюженный зеленый костюм, прическа, багровое лицо с тяжелой челюстью, короткие толстые руки и толстая сигара. Он стремился оправдать деньги, затраченные на развлечение, среди общего шума постоянно раздавались его пошлые, сальные реплики, адресованные женщинам.

Пока я его разглядывал, на сцене появилась новая певица. Это была хорошенькая, молоденькая блондинка, но у меня сложилось впечатление, что она с трудом справляется со своей ролью. Ее лицо покрывала неестественная бледность, голос дрожал и фальшивил. Я желал, чтобы девушка допела и сумела уйти со сцены, не упав в обморок. Внезапно позади меня послышались свист и топанье ногами – немец выражал свое неудовольствие.

Я сидел между ним и сценой, и он мог хорошо меня видеть. Поймав его взгляд и стараясь, чтобы он услышал меня, я сказал:

– Девушка нездорова… Оставьте ее в покое.

Секунду немец пребывал в замешательстве, затем его лицо исказила гневная гримаса. Он рассердился и произнес размеренным тоном:

– Я плачу деньги за развлечения и не желаю платить за неудавшихся певичек!

Он демонстративно выпятил губы и пронзительно свистнул. У меня от ярости застучало в висках. Я вскочил и пошел к его столику.

– Если вы во время пения девушки только пикнете, я выброшу вас отсюда!

Официанты тотчас окружили нас. Распорядитель медленно, но выразительно сказал:

– Не хочу вызывать полицию, но придется сделать это, если оба господина не покинут заведение.

Я сразу понял, что пьяная ссора забавляет посетителей кабаре; допил свой напиток, оплатил счет и спустился по лестнице к выходу. Когда подошел к двери, официант взял меня за рукав:

– Молодая артистка ждет вас в своей уборной…

Девушка встретила меня у входа на сцену. Она выглядела ослабевшей и усталой, ее рука дрожала.

– Вы были так добры ко мне, – сказала она.

– Надеюсь, это ничем не повредит вам. – Я опасался, что владелец кабаре сочтет ее виноватой за ссору среди публики.

– Это было мое последнее выступление в любом случае, – ответила она. – Вы русский, не так ли?

Прежде чем я смог ответить, она сказала:

– Если вы не спешите, подождите несколько минут и проводите меня.

Бенита проживала в двухкомнатной квартире, где мы просидели до утра, беседуя и выкуривая огромное количество сигарет. Она начала карьеру в 1915 году девушкой по вызову. Говорила, что русские офицеры очень веселы. Она любила петь для них. С революцией пришли тяжелые времена, она постепенно приобрела привычку употреблять кокаин. Решила вылечиться, и врач рекомендовал ей три месяца отдыха и спокойствия. Этим вечером ее появление в кабаре было последним.

С этого времени мы с Бенитой проводили большую часть времени вместе. В светлые солнечные дни мы долго гуляли среди пахнущих хвоей сосен или, найдя уединенное место на скалистом побережье, сидели, глядя на бегущие волны. Вечерами мы говорили о прошлом и будущем, но тщательно избегали настоящего, которое для обоих казалось бессмысленным. Внешне наша жизнь не менялась, но мы чувствовали себя более счастливыми и менее одинокими.

В апреле, наконец, пришли долгожданные вести. Подполковник встретил меня в кабинете Русского комитета с широкой улыбкой и сказал:

– Утром вам выдадут визу, а завтра сможете отплыть. Когда прибудете в Ревель (прежнее название Таллина. – Примеч. пер.), явитесь в морской отдел Северо-западной армии. Вот ваши документы. Удачи!

Я мгновенно забыл месяцы переживаний и неопределенности. Помчался к тете и сообщил ей, что отбываю следующим утром в 11 часов. Остаток дня прошел в прощальных визитах. Родственники один за другим выражали сожаление, но в душе разделяли мой энтузиазм.

Опечалило только расставание с Бенитой. Мы привыкли к постоянному общению друг с другом и знали, что расстаемся навсегда: революция отучила планировать будущее.

…На следующий день, когда финское побережье скрылось из вида, я понял, что период бездействия окончательно завершился. Ушли в прошлое блуждание в темноте, необходимость поиска решений, месяцы беспокойного ожидания. Через несколько часов я стану частицей военной машины, определятся мои обязанности. Я напряженно смотрел вперед, желая скорее увидеть на горизонте полоску земли.

Глава 21

После полудня пароход пришвартовался в Ревеле. Вслед за быстрой проверкой документов и досмотром багажа военными и таможенными чиновниками мне позволили сойти на берег. По пути в комендатуру я с любопытством оглядывался вокруг. В отличие от Гельсингфорса узкие мостовые эстонской столицы казались запущенными. Городская жизнь и люди тоже казались другими. Очевиден был контраст между хорошо одетыми горожанами, прогуливающимися по тротуарам ухоженных улиц Гельсингфорса, и здешней пестрой толпой людей, одетых кое-как. Военные явно преобладали, но уступали финским: одетые в поношенную форму, они выглядели мрачными и неопрятными.

В комендатуре мне дали адрес бараков для временных жильцов, и на следующий день рано утром я явился к капитану из морского отдела. После того как я отрапортовал о прибытии, он предложил мне стул и сообщил следующее.

Особый морской полк из офицеров и матросов находился только в стадии формирования. Он должен был служить ядром более крупного соединения, где были люди, имевшие опыт военной службы и предназначенные для укомплектования кораблей Балтийского флота, как только Петроград перейдет в руки белых. Я рассчитывал на то, что меня включат в одно из боевых подразделений на фронте, и слова капитана подействовали на меня угнетающе. Ведь изложенный им план имел предварительный характер, а мы еще были так далеки от цели. Но я находился не в том положении, чтобы выражать свои сомнения, и на следующий же день оказался в Нарве, расположенной на несколько сотен миль ближе к линии фронта.

Гардемарин не является полноценным младшим офицером, и я готовился служить рядовым. Каково же было мое удивление, когда мой новый командир полка сказал:

– Вы прибыли вовремя. В последние дни нас завалили солдатами, но офицеров не хватает. Ваш командир батальона вот-вот прибудет, он разъяснит ваши функции.

Через несколько минут я уже говорил с высоким капитан-лейтенантом, носившим нашивки подводника.