Русский сыщик И. Д. Путилин т. 2 - Иван Дмитриевич Путилин
— Как все — нет; но как частность — да... — усмехнулся мой друг.
— Сегодня варили щи, вашество... — проговорил миллионер-купец, входя в комнату своего исчезнувшего — столь таинственным образом — сына.
— С грибами? — спросил Путилин.
— А... а вы почему же это знаете? — удивленно спросил Бахрушинский.
— Не в этом дело, голубчик. Скажите: кто это вышел из комнаты вашего сына? Это ваш старший приказчик?..
— Воистину чудодей вы, ваше превосходительство! — восторженно вырвалось у купца-старика. — Истину изволили сказать. Это мой старший приказчик.
— Пригласите его сюда!
Путилин зажег свою лампу-фонарь, свой знаменитый потайной фонарь, и спрятал его в карман. Падали уже темные сумерки раннего зимнего дня.
— Скажите, пожалуйста, любезный Прокл Онуфриевич, — обратился Путилин к вошедшему старичку, — кто доставил вам письмо от исчезнувшего молодого хозяина Дмитрия Силыча?
— А так, примерно сказать, какой-то неизвестный, не то мужик, не то парень. Сунул мне в руку — и давай лататы!..
— Так-с... А вы лица этого человека, таинственного посланца, не заметили.
— А именно-с? — почтительно насторожился тот.
— Было ли лицо его с бородой или без бороды?
— Не приметил-с... — ответил старший приказчик.
Путилин быстро вытащил из кармана фонарь и направил рефлектор на лицо старшего приказчика.
— И ни одного гнуса не заползало в то время, когда вам, любезный, передавали письмо? — загремел вдруг Путилин громовым голосом.
От неожиданности и я, и миллионер-хозяин вздрогнули и даже привстали со своих мест.
— Виноват-с... Невдомек мне, о чем изволите спрашивать.
— Ничего больше... Идите, голубчик... — мягко ответил Путилин.
Путилин долго сидел задумавшись.
— Скажите, пожалуйста, господин Бахрушинский, вы вот давеча говорили мне, что сын ваш был, считался почти женихом. Что это за история с его сватовством?.. Кто была его невеста?
— А вот извольте видеть, как дело обстояло. Около года тому назад отправился сын мой по торговым делам на Волгу. Пробыл он там порядочно времени. Познакомился в Сызрани со вдовой купчихой-миллионершей Обольяниновой и с ее единственной дочерью — красавицей Аглаей Тимофеевной. Вернулся. Сияет весь от радости. Поведал о знакомстве. Я сразу смекнул, в чем дело. Вскоре прибыли в Питер и Обольянинова с дочкой. Поехал я к ним, стал бывать. Однажды меня и спрашивает сын: «Дашь, отец, согласие на брак мой с Аглаей Тимофеевной?» — «Дам, — отвечаю, — с радостью». Однако вдруг все дело круто изменилось: перестал сын бывать у волжской купчихи, стал темнее тучи. Тоска на лице так и светится. Стал я допытываться о причине всего этого. Молчит, а то пустяками отговаривается. А ночи все почти напролет ходит по комнатке этой, охает, вздыхает, то молиться начнет, то плачет. А теперь, как известно вашему превосходительству, и вовсе исчез.
— Скажите, с момента исчезновения вашего сына вы не были у волжской купчихи и ее дочки?
— Нет-с. Что мне у них делать?..
— У них есть какое-нибудь торговое дело?
— И не одно. И мануфактурное, и железное, и рыбное.
— Отлично. Так как мне хотелось бы повидать бывшую полуневесту вашего сына, то мы сейчас устроим вот что: вы меня отвезете к Обольяниновым и представите им как крупного петербургского промышленника. Доктора мы можем выдать за моего управляющего-доверенного.
— Слушаюсь, ваше превосходительство! — живо ответил Бахрушинский.
Коленкоровый платок
— Это их собственный дом? — спросил Путилин, когда мы остановились перед отличным каменным особняком близ церкви Иоанна Предтечи.
— Нет-с, это дом их тетки, петербургской богатейки.
Дверь нам открыла женщина довольно старая, понурого вида, одетая во все черное.
— Здравствуйте, Анфисушка, дома ваши-то?
— Дома-с... — ответила черная женщина. — Пожалуйте.
— Так вы скажите самой-то, что приехал, дескать, Сила Федорович с двумя промышленниками об деле поговорить.
Мы быстро разделись и вошли в зал.
Тут не было той кричащей роскоши, что у Бахрушинского, но, однако, и тут все было очень богато.
Не успели мы присесть, как дверь из какой-то соседней комнаты распахнулась, и вошла девушка.
Очевидно, она не ожидала нас встретить здесь, потому что громко вскрикнула от удивления и испуга.
Одета она была довольно странно и необыкновенно. Длинный, светло-лилового цвета бархатный сарафан-летник облегал ее роскошную, пышную фигуру. На груди сверкали ожерелья из всевозможных драгоценных камней. Руки были все в кольцах. А на голове — простой коленкоровый белый платок, низко опущенный на лоб.
Из-под него выглядывало красивое, удивительно красивое лицо. Особенно замечательны были глаза: огромные, черные, дерзко-властные.
— Простите, Аглая Тимофеевна, мы, кажись, вас напугали? — направился к ней Бахрушинский. — Нешто Анфисушка не предупредила? Мы — к мамаше, по делу торговому. Позвольте представить вам незваных гостей.
Путилин, назвав себя и меня вымышленными купеческими фамилиями, низко и почтительно поклонился красавице в сарафане.
— Очень приятно... — раздался ее певучий, несколько вздрагивающий голос.
Она была еще в сильном замешательстве.
Путилин, удивительно ловко подражая купеческому говору и даже упирая на «о», стал сыпать кудреватые фразы.
Я видел, что он не спускает пристального взора с лица красавицы, но главное — с ее белого коленкорового платка на голове.
— Эх-с, Аглая Тимофеевна, сейчас видно-с, что вы с Волги-матушки, с нашей великой поилицы-кормилицы!
— Почему же это видно? — усмехнулась молодая Обольянинова.
— Да как же-с. Я сам на Волге живал. Где в ином месте можно сыскать такую расчудесную женскую красоту? Вы извините меня. Я человек уж не молодой, комплиментом обидеть не могу. А потом, и наряды-с: у нас теперь в Питере все норовят по-модному, а вы-с вот в боярском сарафане. Эх, да ежели бы к нему кокошничек вместо белого платочка...
Быстрым, как молния, движением девушка сорвала с головы коленкоровый платок.
Я заметил, как сильно дрожали ее руки.
— Извините... я совсем забыла, что в утреннем наряде щеголяю...
Глаза ее сверкнули. Губы тронула тревожная усмешка.
Черная женщина, Анфисушка, явилась и доложила, что «сама» извиняется, что за недомоганием не может нас принять.
— Ничего-с, в следующий раз завернем! — проговорил Путилин.
Когда мы вышли, он обратился к Бахрушинскому:
— Вот что я вам скажу: дело ваше — далеко не легкое. Однако надежды не теряйте. Помните только одно: вашего сына надо как можно скорее отыскать. Он — в
