Василий Новицкий - Из воспоминаний жандарма

Киевский университет и беспокойное в нем состояние а также беспорядки до введения автономии университетской в последующие годы поддерживались общим развившимся социально-революционным движением в России и образованием среди студентов особых партий, земляческих кружков и, главным образом, еврейско-польских кружков, вносивших всевозможные волнения, забастовки и обструкции. Таково положение было университета и ко дню празднования 50-летнего юбилея университета св. Владимира в 1884 году. Студенчество в общем занятиями и наукою всецело пренебрегало, занималось исключительно политикою и устройством внутренних беспорядков на всевозможной почве, что поддерживалось извне политическими агитаторами, свободно входившими в здание университета и его аудитории и кабинеты. Профессора университета в большинстве относились пренебрежительно к занятиям и на лекции в большинстве не являлись даже, что значительно расшатало университет и учащуюся в нем молодежь, которая также стала пренебрежительно относиться к науке, как и гг. профессора к своим обязанностям, через что явилась полная распущенность студентов, не знавших границ своему своеволию в университетском здании и на улицах. Введенные в университеты — ограничительный процентный прием евреев, инспекция — ничему не помогли и ничто не восстановили, а введенная автономия окончательно разрушила университеты во всем, и они функционировать перестали на долгое время.

Воспитанники гимназий, поступившие в университет, были распропагандированы в противоправительственном духе и направлении еще в гимназиях и совершенно ни к чему подготовлены не были, в большинстве были не только полуграмотные, но безграмотные на русском языке, которого совершенно не знали; приходилось мне производить допросы этих гимназистов-политиканов, поступивших в университет, и они не в состоянии были не только изложить свои показания на бумаге, но даже не могли писать под диктовку и делали такие ошибки в правописании, что в ужас становился от мысли, что этот студент, бывший гимназист, мог получить гимназический аттестат. Видимо, что в гимназиях ни на что не обращалось внимания, и преподавание шло плачевным порядком, если не сказать более. Большинство студентов университета совершенно далеко стояло от получения высшего образования и к науке относилось более чем презрительно. Мне приходилось знать массу студентов лично, но весьма немногие из них относились серьезно к науке и занимались; большинство же только числилось в числе студентов, находя это даже выгодным в материальном отношении, через получение денежных пособий, а другое большинство ровно ничего не делало и время проводило праздно, при этом непременно занималось политикою, что считалось молодцоватостью и непременным условием пребывания в студенческой среде, в которую врывались агитаторы и вносили полное разложение студенчества как в товарищеском обществе, семейном быту, так и по отношению к науке.

Перед днем празднования университетского юбилея в 1884 году университет был полон прокламаций от всевозможных политических партий и фракций, ведших к беспорядкам студентов и рекомендовавшим освистать высочайший рескрипт, которым в ознаменование 50-летнего юбилея жаловалось 200 тыс. рублей на устройство клиник при университете[280]. Подобного содержания прокламации несомненно вели студентов к беспорядкам в здании университета в день юбилея, а попечитель учебного округа Голубцов[281] и университетское начальство во главе с ректором университета Ренненкампфом[282], ставились в невозможное положение в разрешении вопроса — допустить ли в день юбилея в здание университета всех студентов, или же не допустить вовсе в университетское (здание) студентов, или допустить лишь часть студентов по рекомендации профессоров и других известных университетскому начальству лиц. Генерал-губернатора генерал-адъютанта Дрентельна[283] в Киеве не было, он прибыл в Киев вечером накануне юбилейного дня. Киевский губернатор С. Н. Гудим-Левкович, для совместного разрешения этого вопроса, пригласил себе на совещание попечителя Голубцова, ректора Ренненкампфа и меня. На совещании этом было постановлено доложить обо всем генерал-адъютанту Дрентельну и поступить согласно его указаниям и решению.

Накануне юбилея, вечером, Дрентельн прибыл в Киев, был встречен нами на станции железной дороги, и в помещении императорской половины было ему доложено обо всем, и прокламациях, и испрашивалось, как поступить со студентами. При этом попечитель Голубцов категорически доложил, что он поставлен в затруднительное положение, как поступить, что делать в случае беспорядков в университете и в особенности в тот момент, когда он будет остановлен при чтении высочайшего рескрипта свистом студентов, на что имеются указания в прокламациях, распространенных среди студентов. На все эти доклады генерал-адъютант Дрентельн не возразил ни слова, повернулся, пошел к экипажу, сел и уехал домой. Докладчики, попечитель, ректор остались на месте и обратились к губернатору с вопросом, как поступить и что делать? Губернатор ответил, что молчание генерал-губернатора выражает, что он предоставляет им право поступить в этом деле по их непосредственному усмотрению. Голубцов ответил, что в таком случае он не решится впустить в здание университета всех студентов, а [впустит] лишь тех, которые будут рекомендованы с благонадежной стороны, что и было сделано в день юбилея по распоряжению попечителя Голубцова, а вовсе не ректора Ренненкампфа, на голову которого впоследствии накинулись общие порицания и бедствия за невпуск в здание университета в день юбилея всех студентов, чрез что произошли последующие беспорядки.

День юбилейного акта[284] прошел сравнительно благополучно; насилия студентов, не впущенных в здание университета, на улице не сопровождались ни драками, ни ранениями, ни кровью. Большая толпа студентов, стоявшая на Бибиковском бульваре, имевшая в руках камни, поленья дров и яблоки, пыталась лишь прорваться в здание через сильный полицейский наряд, поддержанный войсками, но не достигла этого, была удержана, но проезжавших на акт должностных лиц ругала и бросала предметы: так, в карету генерал-губернатора был брошен камень, на что генерал-адъютант Дрентельн пригрозил пальцем; в карету попечителя Голубцова было брошено полено от дров, но ни камень, ни полено не попали в генерал-адъютанта Дрентельна и Голубцова. Проезжавший же в университет обер-прокурор синода Победоносцев[285] был освистан толпою студентов, а брошенный в него предмет не долетел до экипажа.