Александр Солженицын. Портрет без ретуши - Томаш Ржезач
Те, кто едут Архипелаг охранять – призываются через военкоматы.
А те, кто едут туда умирать, как мы с вами, читатель, те должны пройти непременно и единственно – через арест».
Для Солженицына типичны таинственные недомолвки, неопределенные намеки. Я, к примеру, решительно не собирался и не собираюсь на «Архипелаг», чтобы умереть там вместе с Александром Исаевичем Солженицыным, хотя являюсь читателем его романа и переводчиком отдельных отрывков. Думаю, что также не собирался и не собирается умирать вместе с ним читатель из Швейцарии, ФРГ, США и других стран.
Может быть, автор полагает, что читатель вместе с Солженицыным «умрет» под тяжестью фактов? Современного читателя риторическими фразами и словесными завихрениями не поразить: его интересует прежде всего ясный смысл и правдивость изложения. Еще со времен полумифической «Илиады» словесность имеет свои неизменные законы. К ним относятся совершенная точность выражения и правдивость высказывания. Тексты Солженицына этим не отличаются. Однако для него это не препятствие, чтобы выдвинуться в «великие» писатели. Солженицын еще в период жизни в Ростове мечтал и решил, что он будет титаном современной русской литературы. Самым великим среди великих. Гомером, Толстым (только не Анатолем Франсом, ибо для него он второразрядный писатель). Но ведь величие включает в себя такие понятия, как точность, глубина мысли, экономичность. Однако А. Солженицына это нисколько не смущает. Он их ловко подменяет эффектностью, вычурностью и многословием, чтобы скрыть бессодержательность или абсурдность высказываемой мысли. И это ему удается.
Рассмотрим другие примеры. Герой романа «В круге первом» Глеб Викентьевич Нержин – alter ego Солженицына (его второе «я») – ведет любопытную беседу с Львом Рубиным.
«Рубин добавил с сожалением:
– А все-таки беден ты разумом. Именно это меня и беспокоит.
– Но я и не стремлюсь познать все: умного в мире много, а вот хорошего – мало.
– Так вот тебе – эту хорошую книгу прочти.
– Хемингуэя? Это снова что-нибудь о бедных быках, которых убивает тореадор?
– Нет.
– Так, значит, о затравленных львах?
– Нет, не о них.
– Послушай, я в людях не могу разобраться, так зачем же мне быки?».
В разговоре содержится логическое противоречие: Рубин заявляет, что книга не о быках и тореадорах, не о корриде, а Нержин, несмотря на это, на отрицании строит свои утверждения. Подобной ошибки не допускают даже начинающие журналисты. А этот отрывок поможет лучше понять применяемый Солженицыным литературный метод.
Если бы Александр Солженицын действительно обладал чутьем художника и писателя, он легко бы мог понять, что в рассказах Хемингуэя речь идет вовсе не об «убитых быках», а о чувстве страха, которое испытывает человек, об одиночестве, печали, об испытании судьбы в критической ситуации. Если бы он внимательно прочел «Зеленые холмы Африки» или «Снега Килиманджаро», то понял бы, что в них тоже речь идет не о «затравленных львах».
Краткий диалог из романа «В круге первом» вновь точно показывает, насколько прав был сидевший вместе с Солженицыным в марфинской «шарашке» Ивашев-Мусатов, когда говорил о «примитивизме и неграмотности чувств» Солженицына.
Этот примитивизм и вопиющая неграмотность, естественно, пронизывают его литературное творчество. Солженицын создал для себя модель «титана», которую можно описать следующим образом: одинокий, с трудной жизнью столкнувшийся автор, который поставил перед собой цель – стать неофициальным историком-художником недавнего прошлого своей страны. Именно на эту «неофициальность» и делает ставку Солженицын, и делает это весьма ловко. Дело в том, что современная антисоветская пропаганда путем простого передергивания фактов стремится преподносить все то грязное и фальшивое, что приходит из социалистических стран, так сказать, неофициальным путем, как «хорошее», смелое, правдивое. И наоборот, все официальное под влиянием пропаганды приобретает оттенок «лживого», «насильственного», перевернутого и навязанного. Вот на этой струне и играет свою политическую песенку лауреат Нобелевской премии Солженицын. Однако к модели литературного великана, как ее стремится создать Солженицын, относится и кое-что другое: «„Я вижу лучше“, „я вижу дальше“, „я решил“. Именно в этих словах Вашей книги (речь идет о книге „Бодался теленок с дубом“. – Т. Р.) я вижу Вас целиком и полностью, Александр Исаевич», – написала в открытом письме А. И. Солженицыну советский историк, дочь поэта Александра Твардовского.
И это абсолютно точно. Характерно для Солженицына быстрое, почти мгновенное изменение тактики. Не получилось с написанием (кто в этом виноват?) и «официальным» изданием книги «Люби революцию», так вот вам «неофициальный» «Архипелаг ГУЛаг».
Не следует, однако, идти по пути упрощения. Ибо явления в этом мире могут быть простыми, но не упрощенными. Уже в начале нашей книги было сказано, что войти в мир А. И. Солженицына означает вступить в мир противоречий. Вот очередное из них. Получив Нобелевскую премию в области литературы, Солженицын все же понял, что как литератор он успеха не добился. В этом он вновь признается сам в подзаголовке к «Архипелагу ГУЛаг» – «Опыт художественного исследования». «Единственный раз в жизни и Солженицын смог быть искренним: открыто признать свое писательское поражение».
В самом деле, язык творений Солженицына настолько тяжел и малопонятен, а изложение настолько сумбурно, что вряд ли кто захочет дочитать его «сочинение» до конца.
Но как и почему потерпел поражение писатель?
Уже тот простой факт, что Солженицын не сумел из отдельных деталей-кирпичиков создать картину своей эпохи и занялся сочинением политических памфлетов, доказывает это лучше всего.
Да – но почему?..
Э. Хемингуэй в книге «Зеленые холмы Африки» пишет: «Трудности закаляют писателя точно так, как в огне закаляется сталь». Далее он высказал мысль о том, что каждый настоящий писатель должен пройти через какие-либо тяжелые жизненные испытания, такие, например, как война, заключение…
Солженицын проделал именно такой жизненный путь. По его собственным словам, он прошел «огонь и воду, медные трубы и чертовы зубы».
И память у него почти гениальная. Он прошел не только фронт и заключение, но и много поездил по бескрайней советской земле. Дневник путешествий, как его описывает Н. А. Решетовская в период рязанского «тихого житья», был заполнен весьма солидно: «Поезда подбрасывали нас в самых различных направлениях от Москвы. Мы ездили в Ленинград, оттуда в Осташков или в Прибалтику; в следующий раз мы отправлялись в Крым или на Кавказ, во Владимир или в Иркутск…
На пароходах мы проплыли по Волге, Оке, Москве-реке, по Днепру, Каме, Белой и даже по Енисею.
Самой удивительной для нас рекой был Енисей».
В семейном альбоме Н. А. Решетовской хранятся фотоснимки, подтверждающие их посещение удивительного по красоте «пресного моря» – озера Байкал, которое является чудом природы. Для учителя, который «кое-как перебивался» в жизни, получая 60 рублей в месяц, Солженицын путешествовал совсем неплохо. Более того,
