Леон Дегрелль - Эсэсовский легион Гитлера. Откровения с петлей на шее

Примерно в 1000 метрах ниже наших пулеметов, между нашей горой и горой Индюк, текла река Пшиш. Наш сектор был разрезан надвое ущельем глубиной несколько сот метров, куда спуститься можно было только с огромным трудом. В глубине ущелья по гигантским камням прыгал бешеный поток. Наши позиции находились на другой стороне, хребет горной цепи шел еще несколько километров, а потом резко нырял вниз к реке. Свой передовой пост мы устроили прямо на дне долины в нескольких метрах от ревущей воды.

Согласно плану операции немецкие альпийские стрелки должны были штурмом взять гору Индюк, начав его с южной оконечности нашего сектора. Для начала они собирались захватить советские позиции с тыла под скалой на другой стороне реки Пшиш. Нам, обосновавшимся в орлиных гнездах, оставалось только следить за противником и ожидать новостей.

Мы в мельчайших деталях видели последнюю великую битву за Кавказ.

Прямо на рассвете танец начали «Штуки». Они отважно ныряли в ущелье прямо к золотому морю. Мастерство пилотов было невероятным. Они никогда не брали ручку на себя даже в самой глубине ущелья, прежде чем не оказывались прямо над вершинами деревьев.

Мы могли видеть, как советские солдаты разбегались в разные стороны по горным тропинкам. Но пилоты не могли видеть больше нас. Дубовый лес напоминал крышу. Невозможно было сказать, где именно красные построили свои блиндажи. Поэтому пикировщики больше пугали, чем уничтожали.

Затем егеря нырнули в кустарник.

Мы могли слышать перестрелку и следить за продвижением наших союзников по белым ракетам, которые регулярно взлетали над деревьями. Это напоминало кино. Продвижение немцев было быстрым. Ракеты взлетали до вершин, а затем постепенно приближались к стенам прохода. Через два часа ракеты, вылетающие из листвы, рвались почти над самой горой Индюк. Мы думали, что вскоре первые солдаты поднимутся по склону. Мы вспомнили крик «Таласса! Таласса!» из «Анабасиса» Ксенофонта. Подобно десяти тысячам древних героев, которых Ксенофонт вывел из глубин Азии, наши солдаты были готовы закричать «Море! Море!»

Увы, закричать это нам так и не пришлось. Движение ракет остановилось. Пулеметы и автоматы постепенно умолкали. Пикировщики перестали работать между двумя горами. Даже артиллерия стала делать долгие перерывы в стрельбе.

Неопределенность затянулась надолго. Несколько зеленых ракет взлетели в небо и рассыпались звездочками, но заметно ниже. Мы услышали еще несколько отдельных очередей, а потом все закончилось. Роты горных егерей не сумели взять этот проклятый лес. Их атака постепенно захлебнулась в чаще.

Наступление провалилось. Вечером гора Индюк показалась нам еще более дикой и гордой, чем ранее, на ней мелькали какие-то фиолетовые огоньки. И она прочно закрывала нам дорогу.

Осень обрушилась на горы, ободрала с них зеленый покров, усыпала землю миллионами опавших листьев, легких и сухих.

Мы смотрели, как умирает лес.

Наши маленькие посты находились на скальных выступах над долиной, склон горы обрывался прямо под ними вертикальной стеной в несколько сот метров. Ночью внизу начали появляться русские патрули. Мы вывесили сотни стальных тросов, к которым прикрепили пустые консервные банки. Они начинали бренчать, как только кто-то неосторожно касался их. Наши орудия открывали огонь. На следующий день мы могли видеть несколько коричневых кучек у подножья консервной стены.

Немецкие егеря, которых мы сменили, вырыли себе маленькие убежища на глубине около метра, чтобы отдыхать там по очереди. Мы заняли их место. Заползать в эти норы приходилось, вытянув руки по швам, так как они по диаметру равнялись развороту плеч. На дне тебе приходилось сворачиваться в клубок, чтобы залезть в укрытие размером не более гроба.

Но даже таких убежищ было мало. Нам приходилось протискиваться в них по двое и устраиваться там нос к носу. Это было ужасное ощущение, тебе казалось, что тебя похоронили заживо, и требовалась воля, чтобы оставаться там. Поэтому некоторые предпочитали заворачиваться в одеяла и спать под деревьями, несмотря на разрывы снарядов в тумане, настолько силен в них был страх перед этими черными ледяными могилами.

Однажды ночью погода изменилась. Ветер сменился на северный. Шквал тряс вершины могучих дубов и постепенно превратился в ураган. Он затопил наши гробницы-убежища, в которые просочилась вода, поднявшись до уровня земли.

Мы отчаянно пытались осушить эти норы консервными банками, но были вынуждены признать свое поражение.

Склоны гор, по которым хлестали ветер и дождь, лишились листвы буквально за несколько дней. Река Пшиш вздулась и вырвалась в долину несколькими бурными потоками. Она снесла деревянные мосты, лишив нас всякой возможности наладить снабжение, доставку боеприпасов и продовольствия.

Конец

Сильные осенние дожди, господствующие в это время года на Кавказе, положили конец даже мыслям о наступлении.

Нам пришлось закопаться в грязь там, где мы были к концу битвы. У подножья нашей горы вода точно так же выдавила и русских из их убежищ. Мы по ночам могли слышать, как они ругаются.

Солдаты на ощупь выходили в темноту с ведрами в руках, напрасно пытаясь осушить свои норы. По обе стороны линии фронта слышались почти одинаковые ругательства. Немцы кричали: «Проклятье!», русские откликались: «Сатана!», мы чаще всего использовали: «Ради бога!»

Большевикам повезло больше нас, так как зима спасла их. Благодаря ей немецкие войска остановились, когда лишь несколько километров гор и лесов отделяло их от Черного моря и Туапсе.

Эта остановка всего в 10 километрах от победы стала роковой.

Нам не оставалось ничего иного, как постараться закрепиться на голых вершинах, где мы напрасно сражались целых три месяца.

Самой острой проблемой стали убежища. Наши старые лисьи норы были заполнены грязной водой. У нас не было ни топоров, ни пил, вообще никакого саперного снаряжения. Патрули были посланы, чтобы обшарить развалины соседней деревни, надрать там гвоздей и постараться найти топоры.

Наши пехотинцы с помощью штыков вырыли себе норы в нескольких метрах ниже вершины горы, прокопав канавки для стока воды. Потом мы сумели накрыть эти ямы бревнами в три наката, а сверху насыпали метр земли. Эта импровизированная крыша могла выдержать разрыв снаряда, но сквозь нее все равно просачивалась вода.

Внутри этих отшельнических хижин мы сколотили помосты полметра высотой и навалили сверху голых веток в качестве матрасов. Всю ночь вода поднималась в этих норах. К утру она достигала глубины 20 или 30 сантиметров. Мы использовали ее, чтобы топить наших вшей. В любое время мы могли выгрести целую горсть из-под куртки или из брюк. Мы с облегчением швыряли их в воду, плескавшуюся на полу.