Мы-Погодаевские - Михаил Константинович Зарубин
Богучанская ГЭС потребовалась реорганизованному алюминиевому монополисту «РУСАЛ» для строительства в Красноярском крае очередного завода по производству экспортного полуфабриката. Достраивать гидростанцию предполагается по планам еще советского периода, без пересчета на сложившиеся сегодня условия и расценки, без учета климатических и ресурсных изменений. Более того, требования, предъявленные надзирающими госслужбами при предыдущей попытки реанимации заброшенного проекта в 2000 году, не выполнены. Самое же главное — проектная отметка подпорного уровня в 185 метров, худо-бедно позволяющая Ангаре сохранять способность к самоочистке, из соображений увеличения количества электроэнергии будущей электростанции вдвое, превращается в 208-метровую отметку. Это ведет к превращению водохранилища в резервуар по хранению сточных вод от целлюлозно-бумажного комбината, затоплению не только части города, но и 30 тысяч гектаров нахотных земель, примерно 2 миллионов кубометров тонкомерного леса, переселению части горожан, а также как минимум двух поселков с созданием с нуля всей инфраструктуры (один из поселков на памяти его жителей переселяется уже второй раз)…»
Прочитав это, я понял: можно сказать, что помудрившие комсомольские романтики, давно ставшие своими в этом городе, дети и внуки первопроходцев освоения Сибири 60–70-х годов прошлого века, уже против того, чтобы строить «светлое будущее» любыми средствами. Чтобы одно строить, друге разрушать. Чтобы превращать благодатный край в примитивный сырьевой источник безжизненных просторов. А тогда кому, зачем это надо? Если большой бизнес ищет максимальную выгоду, ему выгодно, когда вокруг нормально организованная, с хорошим потенциалом развития деловая среда, когда вместе с ней постоянно растут запросы и возможности потребителей. Но это по большому счету. Не для временщиков, которым «после нас хоть потоп». А тогда сам собой возникает вопрос, что значат гидроэнергетические нововведения на строительстве Богучанской ГЭС, которые этот «потоп» прямо планируют?
Сколько трагедий, маленьких людских, принесла Усть-Илимская ГЭС, вернее водохранилище, образованное от него. Десятки деревень под водой, в том числе и деревня моего детства — Погодаева. Нет этих милых сердцу мест. Ну почему мы так упорно повторяем ошибки? Не надо все мерить по принципу — это принесет мало бед, а это много бед. Если приносит беды — это не должно приниматься.
Неужели каждое такое дело нужно доводить до Президента, как было с нефтепроводом, намеченным к прокладке на Дальний Восток. Стоило Владимиру Владимировичу указать, что слишком близко проходит труба к «священному Байкалу», как все согласились, да, промашка вышла. А когда до этого специалисты о «промашке» твердили, никто не слышал? Слышали, конечно. Да что с того? «Васька слушает, да ест». Пока президент, или другой большой начальник слово не скажет, можно и не замечать. А если не скажет? Но все равно — молчать нельзя. У тех, кому позарез нужно закончить проект Богучанской ГЭС, наверное, есть свои доводы на сей счет, но для людей, которым здесь дорог каждый гектар земли, каждое дерево и еще многое, что дороже всяких денег, доказательства своей правоты имеются тоже. И, по-моему, так последние как раз гораздо весомей.
В Усть-Илимске нас встречал Владимир Александрович Николаев — сын петербургского сотоварища по строительному делу Александра Николаевича, с которым мы познакомились совершенно случайно. Дело было в землячестве. Мир тесен. Вдруг оказалось, что предо мной не просто сибирский земляк, а именно тот, который не где-нибудь, а в новом, перебазированном из зоны затопления Кеуле построил школу, детский сад, сельсовет. Сейчас, рассказал он, это большое село, в одно место свезли несколько деревень. А узнав, что я собираюсь в поездку на малую Родину, предложил мне помощь сына. И вот младший Николаенков провожает меня в гостиницу, рассказывает о жизни и тревогах нынешнего Усть-Илимска, а они плавно приводят меня к мыслям о предстоящей встрече со странно раздвоившимся «местом рождения». Кеуля теперь два — старый и новый. Старый пока не под водой. И на том спасибо.
Эту деревеньку между тем упоминают почти все историки освоения Сибири. Готовясь к поездке, я много прочел об Иркутске, Байкале, Ангаре, Илиме. Открыл для себя Леонида Шинкарева, Георгия Замаратского, Анатолия Карнахуова, Анатолия Бубнова, Александра Вампилова, замечательных исследователей, литераторов, написавших о нашем крае. Понял, что для этих людей Сибирь и моя Родина — близки. Многие их мысли были, собственно, и моими тоже. Многое о родных местах узнал от них заново. Я, сибиряк, никогда не задумывался, например, даже над тем, почему у нас лес называют тайгой. И вот оказывается, слово «тайга» с бурятского буквально переводится как дремучий горный лес. Огромные пространства тайги действительно гористы, но даже на равнине леса, пусть самые малые, сибиряки зовут этим, как нам кажется, суровым словом — тайга. А здесь она почти синоним слову дом. Потому что кормит, поит и одевает людей. Извечная близость к ней, как в Сибири говорят, «мягчает дугу». С древних времен тайга окружала первожителей, они охотились и рыбачили, собирали дары природы, кочевали с места на место, взявшись за топоры, устраивали здесь пашни. Древний лес — тайга — это была колыбель северной части человечества.
Как правило, деревни назывались именами первых русских землепашцев, прибывавших сюда, чтобы поставить избу и распахать землю. Но из каждого правила есть исключения. Кеуль получила свое название от реки Кеулька (вот кто так называл речку, не удалось узнать). В истории сохранилась дата образования Кеуля. Не у каждого города в европейской части России это есть. А тут практически известен месяц. Город Илимск уже стоял, правил им воевода. Размеры воеводства были такими, что много углов было неизвестных, а проще говоря — медвежьих, но забота об освоении государевых земель всегда была обязанностью представителей власти. И вот весной 1687 года воевода Илимского уезда Федор Павлов дал указание приказчику Григорию Дьякову подобрать из числа смелых и сильных крестьян шесть семей. Как только пройдет лед по Ангаре и Илиму, направиться на лодках вниз по течению, чтобы поставить на устьях впадающих в Ангару речек Бадарма, Невонка, Тушама, Кеулька первые избы будущих деревень. Основателями их стали молодые семьи, захотевшие жить вольно, независимо, вдали от воеводского надзора. Начало деревень Кеуль положил Михаил Беловодов с женой. Это был самый молодой из переселенцев. Ему тогда только стукнуло двадцать два года. Но, сообщают историки, он запомнился современниками как мужик крупный, сильный, смелый и сообразительный.
Мне трудно сегодня представить, что мой внук Коля, которому осенью будет двадцать один год, сможет повторить дело своего сверстника. Жили они словно на необитаемом острове, свободного от угроз власти. Да только это была свобода каторжного труда. Не помещиков, земли, сколько сможешь «позаимствовать» у тайги. Но земледелие опытное и все
