Екатерина Сушкова - Записки

Вчера г-н Л-г[инов?] веселил меня, рассматривая карикатуры; он подражал гримасам и манерам каждой из них. Это очаровательный мальчик, жаль только, что предчувствие скорой смерти омрачает его лицо и делает его часто таким печальным, что вызывает во мне жалость. Я очень хотела разуверить его в его болезни, он считает себя больным аневризмом, потому что страдает сердцебиениями. Я хорошо испытала эти страдания и, когда они достигали крайней степени, я, право, думала, что мне конец. О, почему смерть обманула мое ожидание, почему не приходит она, когда я желаю ее так пламенно!

О, боже мой, никогда не чувствовала я себя столь до конца несчастной! Ни проблеска счастья, ни луча радости не оживляет моей иссушенной души! А кто поверил бы этому, видя меня такой спокойной, такой оживленной!

Я отправлялась на сегодняшний вечер с чувством удовольствия, мне казалось… нет, нет, мне ничего не казалось или, скорее, я боюсь признаться… возможно ли, — нет, этого не может быть… Как бы то ни было, мне очень грустно!

10-е [мая].

Моя грусть испарилась, — но довольна ли я собою. Нет, хотя я не уверена. По крайней мере я могу надеяться, что когда-нибудь я буду спокойна, потому что я могу развлечься.

Парад был великолепен, — как наши войска красивы и многочисленны, какое внушительное это было зрелище! Насколько русские должны казаться могучими своим врагам! Я чувствовала себя гордою, что я соотечественница этих храбрых воинов. Как эта картина оживилась, когда появился государь, — сердце мое трепетало при криках: «здравия желаем в. и. в.». Военная музыка внушала мне радость, счастье, чувство отчаянья — казалось, она заключала всю историю моего сердца.

Прибыв в сад, мы встретили г-на 21-го и его неразлучного[142], они нам достали очень хорошие места и остались с нами. 21-й хочет во что бы то ни стало сообщить мне о своей любви, — но у меня есть манера придавать другой смысл словам моих влюбленных, и таким способом я их ставлю в тупик и сбиваю с толку. Я поступаю так потому, что не верю больше ничему; я не хочу быть обманутой и еще менее показаться любящей. В счастливые дни моей неопытности я верила в любовь; я открывала сердце свое всем ее впечатлениям, я думала, что любила — первого, кто был наиболее заботлив, наиболее влюблен, наиболее болтлив, я думала, что поймало счастье, я окружала мой кумир всеми прелестями, всеми качествами. Я хотела испытать его только год, я радостно медлила сказать ему желанное «да», я проверяла его! И увы! Что же я нашла? — Я нашла отвратительный скелет; магическое покрывало, которым одевало его мое воображение, было поднято, — я нашла лишь пустого, фривольного, светского человека, любящего роскошь, наслаждения, словом — человека фальшивого, притворного лицемера, обманщика, преисполненного тщеславия, самолюбия[143]. С этой самой минуты сердце мое стало свободным, я не раскаивалась в испытании, я сожалела лишь о чудном видении, которое меня покидало, и никогда я не буду принадлежать иному, чем человеку хорошего характера, солидного, с развитым умом[144]. Состояние мне безразлично: я выйду замуж не затем, чтобы блистать в свете, но чтобы быть любимой и ценимой.

12-е [мая].

Г-н 21-й провел у нас целый день; он говорил и говорил мне так много, что у меня голова идет кругом и я не могу отдать себе точного отчета.

Как я несчастна, что родная сестра моя не друг мне, а недоброжелатель. Она завидует моим успехам, она говорит всем, кто лишь захотел бы слушать, что ненавидит меня, — а причина этому? — Она неискренна, а я не такова! Теперь, как только она замечает, что кто нибудь отличает меня и находит удовольствие в моем обществе, она выходит из своего обычного уголка, делается оживленной, разговорчивой, старается обесценить каждое мое слово, и, видя, что ей не удается остановить внимание на себе, испытывает лишь еще большее отвращение ко мне.

Сегодня вечером она была в бешенстве. Мы играли в макао, я проиграла 21-му 20 копеек, а потом, отыгравши их снова, смеялась от чистого сердца над значением, которое он придавал этой мелкой монете, делая вид, будто его счастье зависит от этого; — я сказала ему шутя, что если он будет того достоин, то я ему ее подарю. Лиза, услышав наш разговор, бросается из комнаты, ставит все вверх дном, чтобы раздобыть себе монету этой стоимости, приходит вся торжествующая, и вручает ее ему. Тот ее совершенно спокойно принял и все таки продолжал упрашивать меня.

— Вы ее уже получили от сестры, разве это не все равно.

— О, нет, я не просил у нее этой монеты и не придаю ей такой цены, как вашей. Если хотите, вы можете взять ее обратно, — я хочу такую, которая бы принадлежала вам.

Я переменила разговор, заметив бледность и вытянутое лицо моей сестры. Вместо того, чтобы быть мне за то признательной, она надулась на меня. Разумеется, этот любезный молодой человек и не подозревал, что своей непоследовательностью или своей искренностью он увеличил ненависть моей сестры и оказал мне лишь очень плохую услугу.

Прелестная г-жа К[у]пф[ер] провела у нас весь день, — я только и говорила с нею, что о нашей деревне; тетка очень любезно ее пригласила приехать провести там один или два месяца — она, конечно, остерегается дать нам в том формальное обещание и заставляет меня испытывать не мало волнений. Я радуюсь заранее одной мысли, что буду пользоваться всецело ее обществом.

Мы приглашены сегодня вечером к ее сестре, — признаюсь, что я сердечно ее ненавижу с тех пор, как узнала об ее дурных поступках по отношению к ней.

13-е мая.

Еще третьего дня я уверяла 21-го, что я не имею никакой охоты танцовать и что даже, если бы представился к тому случай, я бы отказалась, — и не далее, как вчера я забыла свое намерение; — я танцовала до невозможности дышать; я была довольна, что танцую, несмотря на плохих кавалеров, которые мне доставались, — может быть, это было наказание за то, что я не сдержала слова. Я раскаиваюсь, я раскаивалась в этом. Как можно быть такой легкомысленной!

Сегодня утром я видела 21-го в [Летнем] Саду. Я рассказала ему, что со мною случилось, и была очень задета, когда он мне сказал: «это вполне естественно, я не рассчитывал на ваше обещание».

Как смеет он считать меня такой непостоянной, — я совсем сердита на него и, чтобы наказать его за это, я была разговорчивей, чем когда бы то ни было, часто казалась рассеянной и, таким образом, вонзала все глубже и глубже стрелу, которая его ранила.

Нет, шутки в сторону — но я совсем огорчена, видя, что этот молодой человек привязывается ко мне; я желаю ему счастья от всего сердца, но сомневаюсь, однако, чтобы я могла ему его дать. Я вверяю мое будущее первому порыву сердца, впечатлению минуты.