Сименон и Дениз Уиме - Людмила Григорьевна Бояджиева
Супруги едут в Лондон, где должны заключить контракт с «Би-Би-Си» на экранизацию пятидесяти двух романов о Мегрэ. Обсуждения контракта в течении двух дней превращается в сплошные дискуссии. В результате и Сименон, и Дениз проглядели один пункт, о котором Сименон узнал много лет спустя. Этот пункт предусматривал, что по истечении контракта, все копии и негативы будут уничтожены в присутствии судебного исполнителя. Что и было осуществлено.
Дома после небольшого затишья, все продолжалось по старому. Не хорошее место, этот старинный замок.
ЧАСТЬ 8
ДОМ ЕГО МЕЧТЫ, ЕГО НАДЕЖД, ЕГО ПЕЧАЛЕЙ
1
Возле замка Эшандан началось строительство самой большой сортировочной железнодорожной станции Швейцарии. Могучая техника сотрясала землю. Шум и пыль заставили Сименонов подумать о перемене места жительства.
Впервые в жизни Сименону приходит мысль построить дом по собственному проекту. Он отыскал в окрестностях Эшандана участок земли, с которого открывался чудесный вид на луга, Альпы, Женевское озеро с высоко бьющим фонтаном. Он приобретает его и два участка рядом с правом покупки впоследствии соседних фермерских хозяйств. Приглашенному для строительства архитектору Сименон предоставил собственный подробно разработанный план дома с обозначением размещения комнат и размеров всех помещений.
Летом семейство едет в Венецию с нянями и детьми. Останавливаются в главном отеле Лидо — на острове с обширными пляжами. Добраться с острова до города можно на катере за пятнадцать минут. Отличная погода, прогулки, подарки, загар — все способствует прекрасному настроению.
Мари-Джо делает важное открытие: каждый день к вечеру на террасе отеля в Лидо играет оркестр, и в свете разноцветных фонариков танцуют пары. Она устраивалась поближе к музыкантам и быстро с ними подружилась. Девочка любит музыку, ей известно многое из репертуара оркестра. Прежде всего — восторг и задыхание — «Вальс Теннеси» — ностальгический вальс юга США, завороживший ее с раннего детства. Мари-Джо с завистью смотрела на танцующих, среди которых кружили «девушки-колокольчики», приглашаемые отелем для участия в танцах.
— Не хочешь потанцевать, Дэд? — робко спросила девочка.
— С радостью, Моя принцесса!
И вот они вместе вальсируют под любимую музыку. Высокому Жоржу приходится наклоняться, что бы держать десятилетнюю дочь за талию. Временами на самых крутых поворотах он поднимает ее высоко вверх и сине-белое воздушное платьице порхает вокруг ее тоненького тела.
— Еще! — просит Мари-Джо, ее глаза сияют восторгом и нежностью.
Теперь каждый вечер у них чуть ли не тайное свидание за первым столиком возле оркестра. Заметив девочку, музыканты сразу начинали играть вальс. Жорж приглашал свою даму на тур вальса и они летели по площадке в головокружительном хороводе цветущих кустов, пальм, розового закатного неба, глади моря, серебрившегося зеркальной гладью. На трогательную пару все обращали внимание, любовались малышкой и ее не молодым, но таким обворожительным отцом.
Эти танцы в лучах заходящего солнца, окрашивающих разгоряченное личико Мари-Джо, останутся лучшими воспоминанием долгой жизни Сименона.
«Мари-Джо необычно умная, наблюдательная девочка, умеющая размышлять и чувствовать. С раннего детства крайне чувствительная, она легко печалилась, и любая малость была способна привести ее в восторг или в отчаяние. Любой пустяк, неловкость пронзают ее сердечко, но она не плачет и никогда не просит утешения… »
2
Вернувшись в Эшандан, Сименон написал «Мегрэ и старики» и роман «Бетти», в котором рассказывал о погибающей от пьянства женщине. Прочитав рукопись, Дениз решила, что именно ее имел в виду муж, описывая поведение алкоголички.
— Хорошенький «портрет» любимой жены у тебя получился!
— Бетти не имеет ничего общего с тобой.
— Но она пьет и скандалит.
— К несчастью, этим грешат многие.
— А я, к тому же, работаю как вол. Эткен в отпуске и я завалена лавиной скопившейся почты.
— Что делает вторая секретарша?
— Я выгнала ее. Пришлось взять другую. Она еще не приступила к работе, этакая простушка.
— Зачем тебе бестолковая секретарша?
— «Простушка» — не означает отсутствие сообразительности и эрудиции. Напротив — это идеал женственности, обладающий всеми достоинствами. Так меня учит мой мудрый супруг.
— Изящное подтрунивание над моими слабостями.
— Не только подтрунивание, но и ублажение слабостей. Она как раз в твоем вкусе. Я назвала ее «Блины». Краснощекая коровница — совершенно русский тип. А блины — излюбленная пища русских.
Вопрос о флиртах Сименона со служанками остается спорным. Дениз настаивает, что обширный женский персонал был набран из «гаремных» соображений. Сам же Сименон категорически отрицает связи с прислугой, делая исключение лишь для одной, которая появится в его жизни позже.
Наступил 1961 год — последний год в Эшандане.
Марк с женой живет в Париже, работая над фильмами вместе с Жаном Ренуаром.
Сименон оформляет обязательства финансового обеспечения детей до 26 лет, в котором обязуется материально поддерживать их, не зависимо от того, учатся они, или нет, и чем занимаются. Он ни в чем не собирается ущемлять волю детей в выборе профессии или образа жизни. Опасается лишь того, чтобы никто не стал папенькиным сынком или, «не дай Бог, плейбоем». «Я переводил бы эти деньги даже в том случае, если бы кто-то из детей стал маргиналом или хулиганом. Хотя я не люблю этого слова, но уж лучше хулиган, чем плейбой.»
Превратиться в бездельника или светского сноба — самое страшное, по мнению писателя, что может случиться с человеком. Поэтому Сименон с самого раннего детства старался привить сыновьям вкус к ремеслу.
Всем мальчикам, достигшим трех лет, он покупал столярный верстак. Сперва игрушечный, а потом настоящий. Кроме того, каждый получал пару боксерских перчаток и боксерскую грушу. В свое время Сименон прошел тренировки с профессионалом и теперь смог самостоятельно учить сыновей ударам, правильному дыханию, приемам самозащиты. Но не привил хороших манер, хотя сам с пеленок машинально произносил «простите» и «пожалуйста».
За семь дней в январе Сименон пишет «Мегрэ и нерадивый вор». В начале на написание романа он затрачивал в среднем двенадцать дней. А так как старался все больше сжимать свой стиль, освобождаться от рассуждений и второстепенных деталей, то дошел до семи дней — самого любимого числа после тринадцати. Этот срок станет основным и впоследствии.
«Я всю жизнь оставался индивидуалистом. Держался подальше от газет и литературных журналов и, в самом деле, чувствовал себя противником всего литературного, всегда увлеченного формой более, чем содержанием».
3
Со
