Фриц Шахермайр - Александр Македонский

Атака македонян развивалась поначалу по обычной схеме: справа и слева, на обоих флангах, стояла кавалерия. Пармениону досталось левое крыло. Сам Александр намеревался вести правое. И тем не менее это была атака, проведенная не по правилам стратегии греческой школы. Противник предложил рыцарский стиль битвы. Царь собирался ответить в том же духе. Так, он взял с собою в бой только всадников, пехотинцев же ровно столько, чтобы помогать им. Об атаке сомкнутыми фалангами не было и речи.

Александр послал сначала через реку отряды легкой кавалерии против левого фланга противника. Неприятель энергично отражал атаки македонян, последние понесли большие потери и были отброшены. Тогда в бой вступил сам царь во главе гетайров, в сопровождении подразделений легкой пехоты. Он перешел через реку и попытался вклиниться между центром и левым флангом врага. Появление самого Александра соответствовало желаниям персидских всадников. Если противник шел в атаку, они шли ему навстречу. Вперед бросились самые сильные и ловкие, искавшие единоборства с Александром. Его смерть означала бы окончание войны. Рассчитывая на это, персы действовали неосторожно. Забыв о превосходной маневренности своих войск, они слишком близко подошли к врагу, нарушив выгодную дистанцию, когда их копья достигали македонян, а сами они находились вне опасности. Теперь противники сблизились, оружие македонян оказалось более действенным. Копья персов и раньше не всегда могли пробить прочные панцири македонян. Теперь копья были израсходованы, и в их распоряжении оставались только кривые сабли; македоняне же могли использовать свое самое страшное оружие — длинные пики, которыми они кололи незащищенные лица врагов. Туда, где между всадниками открывалось свободное место, сразу же устремлялись легковооруженные пехотинцы и наносили снизу вопреки всяким «рыцарским кодексам» удары по всадникам и лошадям. Тем не менее, несмотря на превосходство оружия, лучшую подготовку войск и военный опыт, Александр не смог добиться быстрого успеха. Не численное превосходство персидских всадников, а скорее их готовность биться до последнего воина лишила царя возможности одержать победу в продолжительном бою. Снова и снова Александру приходилось подстегивать своих воинов и, невзирая на опасность, личным примером гнать их вперед в эту ужасную схватку[94]. Наступил критический момент: у царя сломалось копье, и он попал в окружение вражеских солдат. Один из персидских всадников разрубил его шлем, а другой готовился нанести смертельный удар сзади. Волнующая сцена! Но тут Клит, брат Ланики, бросился между царем и персом и мощным ударом отрубил занесенную над Александром руку.

Постепенно упорные атаки македонян сломили сопротивление врага. На помощь выдвинутому Александром клину переправилась через реку остальная кавалерия; на поддержку Пармениона подоспели отлично сражающиеся фессаллийцы[95]. Предводители персов не остановились перед опасностью и, подобно спартанцам, предпочли смерть поражению. Потерявшие руководство всадники обратились в бегство, оставив на поле сражения около тысячи лучших воинов. Отважно сражавшийся Мемнон тоже оказался среди отступающих. «Рыцарский кодекс» не выручил персов. Нерыцарский план, разработанный Мемноном, был бы гораздо лучше.

Второй отряд греческих наемников, мимо которых промчались отступающие всадники, остался без предводителя и готов был сдаться. Однако Александр бросил против них свою фалангу, одновременно нанося удары конницей сбоку и с тыла, и уничтожил большинство греков. Это должно было послужить примером эллинам, готовым пойти на службу персам. 2000 греческих воинов Александр взял в плен и, заковав в кандалы, отправил на каторжные работы в Македонию. В его глазах они были предателями, ибо нарушили общеэллинское решение и отказались от идеи отмщения.

Потери в войсках Александра были незначительны, всего 30 пехотинцев и менее 100 всадников (правда, в их числе 25 гетайров). Однако много было раненых, о них Александр проявил особую заботу. Родных убитых он приказал освободить от всех налогов. Таким образом, царь зарекомендовал себя настоящим «отцом воинов». Не только своим героизмом, славой победителя, но и добрыми делами он приобрел среди них популярность.

Особое значение имела победа при Гранике для колеблющейся Эллады. Хотя в сражении принимали участие только греческие всадники, царь отправил в Афины триста комплектов воинских доспехов с надписью: «Александр, сын Филиппа, и эллины, за исключением лакедемонцев, от варваров Азии»[96]. Обращают на себя внимание два обстоятельства: он назвал персов варварами и противопоставил континенты, подчеркнуто упомянув Азию. Конечно, Александр не назвал себя царем: по отношению к грекам он был только гегемоном. Таким его описывает и Каллисфен в своем сообщении об этой битве, перенеся ее на адрастские поля, вблизи почитаемого святилища разящей Немесиды [97].

Битва при Гранике на четвертый день похода ясно показала, что македонская конница превосходила иранскую. То, что македонская фаланга оказалась сильнее не только восточных пехотинцев, но и греческих гоплитов, было известно уже после битвы при Херонее. Иранская же кавалерия до сих пор оставалось непобедимой, и именно ей персидские военачальники были обязаны превосходством своих войск на равнине. Теперь этот этап оказался пройденным. Для победителей была открыта вся равнинная территория Персидской империи. Оставались только города. Окажут ли они сопротивление? Даскилий, резиденция геллеспонтских сатрапов, оказался незащищенным. Главный город Лидии, Сарды, сдался, а вместе с ним и комендант крепости, выдав македонянам все доверенные ему сокровища. Можно предположить, что персидские вельможи испытали нечто вроде шока. Особенно характерно в этом отношении поведение сатрапа Геллеспонтской Фригии. Оставшись в живых, он отказался от дальнейшего сопротивления и покончил жизнь самоубийством. Битва при Гранике оказалась катастрофой для иранской знати, которая до этого времени господствовала в Малой Азии. Теперь с ней можно было не считаться, и жители Малой Азии не знали, на кого им ориентироваться. Если продолжать войну против Александра — а Мемнон требовал этого, — то она велась бы силами греческих наемников, финикийских кораблей и поддержали бы ее лишь греческие метрополии.

Господство персов в Малой Азии основывалось на зависимых от них землевладельцах. Они составляли многочисленное сословие, которое на востоке полуострова частично вело свое происхождение от иранцев, а частично формировалось из местной знати. На западном побережье Великий царь наделял землей даже греков, а некоторым давал в управление крупные города. С точки зрения управления это была в высшей степени разумная организация. Ее члены зависели друг от друга. Вышестоящие старались угодить нижестоящим, а последние за это поставляли войска и платили дань. Для греков же весь этот жизненный уклад с его несправедливым, принудительным господством, порожденным произволом власти, был принципиально неприемлемым. Греки называли его «тиранией» и относились с недоверием и презрением к правителям, назначаемым Великим царем. Таким образом, здесь сошлись два совершенно различных мира, сошлись не для того, чтобы прийти к взаимопониманию и объединиться, а для того, чтобы вести борьбу и разделиться.