Гарольд Лэмб - Бабур-Тигр. Великий завоеватель Востока

Я написал это не для того, чтобы пожаловаться. Все, что здесь написано, истина. И цель этих слов не в том, чтобы похвалить себя, – все действительно было так, как я написал. В этой летописи я вменил себе в обязанность, чтобы каждое написанное мной слово было правдой и всякое дело излагалось так, как оно происходило. Поэтому я записал о родичах и братьях то хорошее и плохое, что хорошо известно, и рассказал о недостатках и достоинствах близких и чужих мне людей, то, что действительно было. Да простит мне читатель, и да не будет ко мне строг слушатель».

Современный читатель может задаться вопросом: каким фактам необычной автобиографии Бабура действительно можно верить? Нужно заметить, что все события, в которых он участвовал, он описывает в точности так, как они происходили. Все факты он выстраивает по памяти, а память у него превосходная. Его литературные портреты многочисленных родственников и беков часто полны сарказма, – например, портрет Султан Али из Самарканда, который выступал на стороне его врагов; Бабур не смог дать беспристрастную характеристику лишь одному своему врагу, которого действительно боялся, – Шейбани-хану, а также опустил некоторые неприятные для себя подробности, например умолчал о том, каким образом его сестра попала в руки вышеупомянутого хана. Но его собственный портрет – это портрет живого человека, нравится он нам или нет. Его упорное намерение писать «правду о каждом событии» породило один из редчайших документов – хронику эпохи, составленную человеком, который лучше других понимал свое время и не упускал в своем рассказе ни одной детали.

При желании Бабур мог подробнее описать свою встречу с матерью Мирзы-хана, которая, в некотором смысле, приходилась ему бабушкой. Спустя годы Хайдар-Лев, сын Хусейна Дуглата, описал это в своей собственной истории. В книге «Тарих-и-Рашиди», написанной цветистым персидским языком, Хайдар именует Бабура «повелителем». Он вспоминает:

«Повелитель, показывавший обычное расположение, без церемоний и признаков огорчения, приветливо поздоровался со своей названной бабушкой, хотя она отказала ему в своей привязанности и вместо него прочила своего внука государем. Пристыженная и захваченная врасплох, Шах-биким не знала, что сказать.

Опустившись на колени, повелитель нежно обнял ее и сказал: «Разве может один сын упрекать свою мать за то, что она отдала предпочтение другому? Власть матери над детьми безгранична». Потом он добавил: «Я не спал всю ночь и проделал долгий путь». Сказав это, он положил голову на грудь Шах-биким и попытался уснуть. Он делал все это, чтобы ободрить биким.

Едва он задремал, как вошла его тетка по материнской линии, Михр Нигар. Повелитель вскочил и обнял свою тетку, выражая ей всяческую привязанность. Госпожа сказала ему: «Вашим женам и домочадцам не терпится увидеть вас. Я также благодарю Всевышнего за то, что он даровал мне такую возможность. Поднимитесь и идите к вашей семье во дворец. Я тоже направляюсь туда». [У нее, очевидно, имелись для этого свои причины.]

Так он направился во дворец, и, по его прибытии, все эмиры и слуги начали возносить хвалу Всевышнему за такую милость… Затем госпожа привела Мирзу-хана и моего отца к повелителю. Когда они приблизились, повелитель вышел навстречу, чтобы приветствовать их. Тогда госпожа произнесла: «Я привела к вам моего провинившегося сына и вашего несчастного брата. Что вы скажете им обоим?»

Увидев моего отца, повелитель поспешно подошел к нему и обнял его с обычной приветливостью, ободрив его улыбкой и задав ему тысячу вопросов, чтобы показать свое расположение. Потом он поздоровался с Мирзой-ханом таким же образом, выказав ему свидетельства своей любви и доброго расположения. Во время этой церемонии он держался с любезностью, без тени натянутости и искусственности. Однако, несмотря на все усилия, которые прилагал повелитель, чтобы его доброта прогнала краску стыда с их лиц, ему не удалось стереть пятно позора, затуманившее зеркало их надежд.

Мой отец и Мирза-хан получили разрешение уехать в Кандагар. Повелитель уговорил Шах-биким остаться. Вместе с ней осталась и госпожа».

Сам Бабур дает разные версии своей встречи с заговорщиками. Царевич Хусейн, сообщает он, был найден в груде спальных одеял в покоях царевны Михр Нигар и после своего поступка заслуживал быть разрубленным на куски. Мирза-хан, по словам Бабура, был захвачен в горах и доставлен в Кабул в таком состоянии рассудка, что, подходя к Бабуру, дважды споткнулся и, опасаясь быть отравленным, отказался от предложенного ему шербета, пока Бабур не отпил первым.

Нет сомнений, что, великодушный от природы, Бабур отнесся к обоим столь милостиво лишь из-за женщин. После смерти Джахангира у него почти не осталось родственников-мужчин, поэтому в его интересах было закрыть глаза на организованный в его отсутствие заговор.

Однако он, безусловно, глубоко переживал предательство своих близких.

Конец эпохи Герата

Хотя Бабур и удерживал свою попавшую под подозрение тетку, а вместе с ней и Шах-биким как заложниц, однако он был по-настоящему привязан к ним, несмотря на их участие в заговоре. Довольно любопытно и совершенно непонятно, почему, рассказывая о мятеже, он возложил всю вину на мужчин, а женщин не считал причастными к случившемуся, хотя понимал, что именно они выступали в роли подстрекательниц. Это не только благородство. Он по-прежнему остро ощущал утрату Исан Даулат и своей матери; Шах-биким и Михр Нигар в какой-то мере восполняли эту утрату.

Знатные вдовы тюрко-монгольских династий пользовались большим авторитетом среди более молодых мужчин. Даже во времена суровых чингизидов повелители вселенной, как они себя называли, часто прислушивались к советам своих бабушек. И Шах-биким отлично умела пользоваться своим влиянием. Очень скоро она выпросила у Бабура надежную должность для своего злополучного внука, Тощего бека. Прося за внука, она нашла красноречивые доводы, с которыми и обратилась к Бабуру: «Мои предки царствовали в Бадахшане три тысячи лет. Будучи женщиной, я не могу держать в своих руках бразды правления, но у меня есть мой внук, Мирза-хан. Представитель его рода будет пользоваться уважением в Бадахшане».

Они получили горную провинцию Бадахшан. Однако вскоре Хусейн довершил свое падение, ввязавшись с Шейбани-ханом в сражение, которое и проиграл. Это случилось в то время, когда он с неуместным азартом чернил Тигра перед узбеками, но лишь нашел собственную смерть от рук врага Тимуридов – смерть, которую Бабур счел карой, постигшей его за клевету.

Несколько дней в Кабуле не прекращались торжества. Из Герата прибыла юная царевна Масума с пышным эскортом. Девушка, на которую Бабур произвел такое впечатление, несмотря на то что она выросла при самом блистательном дворе, стала его женой. Свадьбу сыграли просто, однако Шах-биким превратила прибытие девушки в настоящий праздник. По-видимому, Бабур был действительно счастлив. Он с живостью рассказывает о том, как во время обычной поездки по окрестностям он вместе со своими спутниками ввязался в бой с отрядом афганцев, на полном скаку обстреляв неприятельских всадников из луков. Он замечает, что было совсем непросто остановить больше тысячи всадников, скачущих во весь опор. Затем, с не меньшим удовольствием, он вспоминает, как охотники загнали необычайно жирного кулана, ребра которого имели больше ярда в длину.