Иосиф Лаврецкий - Боливар

Боливар неоднократно обещал своим генералам и солдатам, что завершит освободительную эпопею в Перу, что дойдет с ними до Лимы, Куско и Потоси. Нечего греха таить, каракасец сам мечтал стать освободителем Перу, неспроста он спешил в Эквадор и теперь готовил там большую армию.

Убедившись, что Боливар не намерен предоставить в его распоряжение необходимые ему военные силы, Сан-Мартин предложил президенту Колумбии возглавить освободительную войну в Перу, соглашаясь стать его помощником. Но и этого Боливар не хотел: Освободитель Юга не мог быть в помощниках у Освободителя Севера по тем же причинам, по которым Освободитель Севера не мог играть вторую скрипку при Освободителе Юга. Один из них должен был уйти со сцены, чтобы другой мог завершить дело обоих. И уйти должен был тот, кто располагал меньшими силами.

Сан-Мартин понял, что именно ему придется уступить свое место Боливару. Возвратившись в Лиму, он подал в отставку и заявил, что покидает Перу и возвращается в Аргентину. Перуанский конгресс принял отставку Сан-Мартина и присвоил ему почетное звание генералиссимуса сухопутных и морских войск республики с пожизненной ежегодной пенсией в 12 тысяч песо, а также титул Основателя свободы Перу. Депутаты решили воздвигнуть в Лиме в его честь колонну и поставить бюст в открытой им Национальной библиотеке. Покидая Перу, Сан-Мартин взял с собой на память знамя конкистадора Франсиско Писарро, завоевавшего государство инков в XVI столетии, и колокольчик трибунала инквизиции. Сан-Мартин оставил в Перу армию из 6280 бойцов (280 чилийцев, 2 тысячи аргентинцев и 4 тысячи перуанцев), из которых боеспособных было всего лишь 2 тысячи.

Уход Сан-Мартина со сцены показывал, что он действовал исключительно в интересах великого дела освобождения колоний от испанского господства. Ведь если бы в Сан-Мартине взяли верх эгоистические чувства и корыстные побуждения, он вошел бы в конфликт с Боливаром, остался в Перу и попытался использовать любую возможность для сохранения в своих руках власти, что крайне осложнило бы обстановку и затянуло бы освободительную войну на неопределенное время.

Благородный поступок Сан-Мартина, сумевшего трезво оценить обстановку и сделать правильные выводы, заслужил ему признательность народов Латинской Америки.

С отъездом Сан-Мартина из Перу заканчивается его активное участие в борьбе за независимость испанских колонии. Сан-Мартин возвратился в Буэнос-Айрес, раздираемый гражданской войной, но, верный своему кредо, отказался в ней участвовать. Его шпага могла разить только испанцев, а не своих соотечественников. Не пройдет и года, как он уедет из Аргентины во Францию в добровольное изгнание. Он умрет на чужбине в 1850 году.

Тридцать лет спустя его прах был перевезен в Буэнос-Айрес и захоронен в кафедральном соборе. Латиноамериканцы чтут память Сан-Мартина, видя в нем достойный пример бескорыстного служения делу свободы и независимости народов.

ПОБЕДА ПРИШЛА В АЯКУЧО

Я считаю, что вся власть верховного существа недостаточна, чтобы освободить эту несчастную страну. Только Боливар, опираясь на силу, может добиться этого.

«В Перу имеются два врага любого справедливого и прогрессивного правительства — золото и рабовладельцы», — писал Боливар, находясь еще на Ямайке в 1815 году. Теперь он готов был сразиться с этими врагами. Боливар знал: если не подорвать влияния перуанских латифундистов, если не привлечь рабов и индейцев на сторону патриотов, то нельзя будет и победить испанскую армию.

После отъезда Сан-Мартина испанцы перешли в наступление и стали теснить аргентино-чилийские войска. Перуанский конгресс избрал президентом богатого креола Хосе де ла Риву-Агуэро. Он обратился к правительствам Аргентины, Чили и Колумбии с просьбой о помощи. Чили и Аргентина ответили отказом. В этих странах бушевала междоусобица.

Колумбия через Боливара послала перуанцам несколько тысяч солдат во главе с Сукре. Сам Боливар отказался пока что вступить в Перу; по его словам, он ожидал разрешения на это колумбийского конгресса. В действительности же он не решался на такой шаг, не располагая более мощными военными силами.

В Боготе многие выступали против планов Боливара принять участие в освобождении Перу. Сказывался провинциальный кругозор местных руководителей. Население Новой Гранады устало от войны и без особого энтузиазма относилось к предстоящему походу в далекое Перу. Некоторым новогранадским деятелям хотелось, чтобы Боливар отправился в Перу без разрешения колумбийского конгресса. Тогда можно было бы объявить его нарушителем законов и не обращать внимания на его требования о посылке солдат, оружия и провианта, столь необходимых для продолжения войны.

Боливар в своих письмах из Гуаякиля Сантандеру доказывал, что в случае победы испанцев в Перу они обратили бы свои силы против Колумбии и дошли бы до Боготы. У колумбийцев не оставалось резервов, а без них не победить врага.

В апреле 1823 года Боливар писал вице-президенту: «Мы израсходовали огромные средства, мобилизовали бесчисленное количество людей, чтобы послать шесть тысяч человек в Перу. У нас осталось только тысяча пехотинцев и кавалеристов да двести артиллеристов. Пытаюсь организовать три батальона из местных людей, но это пустая трата времени, они все равно разбегутся. Из десяти тысяч рекрутов остается тысяча. Большинство солдат, отправленных нами в Лиму, женаты, местные жители женятся молодыми, холостяков нет. Между прочим, я применил суровые меры для сбора людей и денег на перуанскую экспедицию. Это было сплошное насилие. Чтобы заполучить три тысячи рекрутов и двести тысяч песо, пришлось опустошить города и деревни. Я сам знаю границы насилия, их мы переступили. В Кито и Гуаякиле мы ловили людей на улицах а в церквах. Деньги добывали острием штыка. Местные люди не привыкли жертвовать собой и считают себя в безопасности, если фронт находится на расстоянии трехсот миль от их местожительства. Я всегда делал все возможное для получения необходимых ресурсов, и если я прошу у правительства помощи, то только потому, что иного выхода нет».

Богота медлила с ответом. Там не спешили идти на помощь Боливару. Даже верный Сукре, который больше, чем кто-либо другой, разделял его взгляды, не верил в успех перуанской кампании, считая, что в ней Колумбия может завязнуть и потерять все то, что она к тому времени приобрела.

«Я скорей радуюсь, чем огорчаюсь, тем, что обещанные две тысячи солдат не прибыли, — писал Сукре из Кальяо Боливару. — Я не хотел бы видеть здесь больше колумбийцев, слишком многие из них гибнут. У меня сердце обливается кровью, когда наблюдаю, как они страдают, и когда думаю, сколько им еще придется испытать. Опыт убедил меня, что мы должны действовать подобно другим государствам — в первую очередь защищать наши интересы, а не всей Америки, как делали до сих пор».