Иосиф Лаврецкий - Хуарес

Обнародование этого декрета Хуаресом свидетельствовало, что Мексика принимала вызов Франции и провозглашала свою решимость победить или погибнуть в борьбе за независимость.

Настроение жителей столицы было в эти дни приподнятым, боевым. Многие вступали в ополчение. На стенах домов появились плакаты с надписью: «Граждане, к оружию!» В конгрессе ораторы призывали мексиканцев брать пример с русских, разгромивших полчища Наполеона I в 1812 году и героически защищавших Севастополь в Крымскую войну. «Пусть нашествие французов на Мексику закончится так, как и их нашествие на Россию — позорным отступлением! Пусть Пуэбла станет для них вторым Севастополем! Пусть 1862 год станет для них вторым 1812 годом!» — говорили выступавшие.

Между тем в Париже сведения о развале тройственного союза и об эвакуации Англией и Испанией своих войск из Мексики вызвали удовлетворение. Наполеон III был убежден, что Лоренсез завладеет Мексикой и без помощи союзников. Его министр Билло заявил в парламенте, что «клятвопреступник Хуарес падет от дуновения Франции». Правительственные газеты предвещали быстрое окончание мексиканской кампании, в результате которой Франция не только завладеет баснословными богатствами страны ацтеков, но и подчинит своему влиянию всю бывшую Испанскую Америку. В парижских театрах с шумным успехом шла пьеса «Взятие Мексики», в ней трехцветный флаг уже развевался над президентским дворцом мексиканской столицы, жители которой, разумеется на сцене, приветствовали оккупантов как избавителей от тирании тропического Робеспьера — Хуареса. Наполеону III явно не терпелось выдать желаемое за действительность.

В этих условиях дипломатическому агенту Хуареса в Париже де ла Фуэнте не оставалось ничего иного, как сложить свои чемоданы и покинуть Францию. Перед отъездом он направил министру иностранных дел Тувенелю ноту, в которой предупреждал: «Мексику можно завоевать, но покорить нельзя, да и завоевать ее нельзя без того, чтобы она не дала доказательств своего героизма и тех добродетелей, в отсутствии которых ее упрекает противник. Мексика категорически отвергнет монархию. Создать ее будет стоить огромных усилий, а удержать — еще больших. Такое предприятие принесет нам огромный вред и вызовет неисчислимые бедствия, но такие же несчастья оно принесет и тем, кто его затеял. Мексика, безусловно, страна слабая по сравнению с теми, кто вторгся на ее землю, но она сильна сознанием того, что ее права подверглись надругательству; она сильна своим патриотизмом, который умножит ее решимость к сопротивлению; она сильна глубокой убежденностью в том, что, вступая в эту опасную борьбу, сможет уберечь прекрасный континент Колумба от угрожающего ему катаклизма. Поэтому торжественно заявляю, господин министр, от имени моего правительства, что ответственность за все бедствия, вызванные этой ничем не оправданной агрессией и причиненные прямо или косвенно действиями французских войск или их агентов, ляжет исключительно на ваше правительство. Что касается всего остального, то Мексике бояться нечего, если провидение охраняет права народа, защищающего свое достоинство».

Луи Бонапарт, прочтя эту ноту, презрительно усмехнулся. Патриотизм, достоинство, права народа… Все это он считал пустой болтовней туземных либералов. Император был убежден, что в политике решают не эти романтические абстракции, а право сильного, которое в данном случае на его стороне. Как в природе, так и в обществе — сильный пожирает слабого. Так было, есть и будет всегда. Это закон всех цивилизаций. Судьба Мексики находится в руках французских зуавов, они же справятся с индейцем Хуаресом и его радикалами не хуже, чем справились с тонкинскими и пекинскими мандаринами или гарибальдийскими фантазерами в Италии.

А как реагировали на разрыв тройственного союза в Лондоне и Мадриде? Пальмерстон был доволен, что ему удалось втянуть в мексиканскую авантюру своего союзника — конкурента Луи Бонапарта, а самому без ущерба выбраться из нее. Если эта авантюра удастся императору, Англия получит свои долги с Максимилиана или с любого иного, кого на мексиканский трон посадят французы. Если же победит Хуарес, то с ним всегда можно будет договориться. И в том и в другом случае Англия окажется в выигрыше.

В Испании решение генерала Прима отозвать войска из Мексики вызвало бурю негодования в кортесах и в печати. Реакционеры обвиняли генерала в предательстве национальных интересов, в трусости, в сговоре с Хуаресом. Правительство же поддержало действия Прима, когда убедилось, что мексиканский трон достанется по воле Луи Бонапарата не испанскому принцу, а австрийскому эрцгерцогу Максимилиану. Тем самым кастильская гордость была уязвлена, а генерал Прим реабилитирован в глазах своих возмущенных соотечественников.

Поспешим теперь обратно в Мексику, где участники предстоящей драмы уже готовы к выходу на историческую сцену и только ждут сигнала режиссера, чтобы начать действовать. Режиссер, таким по крайней мере он сам себя считал, генерал Лоренсез несколько замешкался в Орисабе. Он подтягивал обозы, собирал мулов и повозки, готовил провиант для похода на Мехико и с нетерпением ожидал важных для себя вестей из Франции. Наконец, 25 апреля пришла почта из Парижа, а с нею и императорский рескрипт, отзывавший во Францию вице-адмирала Жюрьена де ла Гравьера и назначавший вместо него на пост главнокомандующего французского экспедиционного корпуса в Мексике генерала Лоренсеза. Теперь самозванный «хозяин Мексики» мог, пожалуй, начать свой столь желанный поход на столицу.

Утром 27 апреля французские войска покинули Орисабу и по дороге, ведущей в Мехико, направились к Пуэбле. В авангарде находился Лоренсез со своим штабом, в обозе в одной из карет ехал де Салиньи в компании с «временным президентом» Альмонте. Настроение у всех было превосходное, никто не сомневался в победе славного французского оружия.

Встречавшиеся по пути селения были покинуты жителями, казались вымершими. Солдатам все же удалось схватить нескольких индейцев, но получить от них какие-либо сведения оказалось невозможным. Они или притворялись идиотами, или действительно были такими. На все вопросы у них был только один ответ: «Кто знает, сеньор!» О противнике и его замыслах французы ничего не знали.

К концу первого дня марша войска Лоренсеза достигли горного перевала Акультсинго. Будь мексиканцы на что-либо способны, то именно здесь они остановили бы французов. Местность была для этого идеальной. Кругом отвесные горы — ни развернуться войскам, ни использовать артиллерию. Перевал могли бы с успехом защитить несколько сот солдат. И действительно, здесь их встретили хуаристы. Но сражения из этой встречи не получилось. После полуторачасовой перестрелки, в результате которой французы потеряли двух солдат убитыми и тридцать шесть ранеными, враг обратился в бегство, причем сделал это столь поспешно, что, несмотря на преследование, войти в соприкосновение с ним французам не удалось.