Советский Пушкин - Арсений Александрович Замостьянов
(Луначарский, цитируемая статья.)
Ну, а объективно? Луначарский, а вслед за ним и большинство современных литературоведов считают, что Пушкин двигался к буржуазному сознанию? Так ли это? Разобраться в этом нам поможет выяснение вопроса, как Пушкин относился к капитализму, знакомому ему по внимательному наблюдению за европейской жизнью и авангардные проявления которого — хотя бы в виде власти денег— он встречал и вокруг себя в России.
Пушкин размышлял о капитализме, он сопоставлял социальный строй России с социальным строем Англии. Докапиталистическую структуру России Пушкин оценивал выше общественных отношений Англии, прошедшей уже через промышленный переворот, с ее разительными антагонизмами богатства и нищеты. Чрезвычайно важно, что отрицательное отношение Пушкина к социальной структуре самой передовой капиталистической страны Европы было вызвано положением ее народных масс, неимоверной эксплуатацией пролетариата и его полной необеспеченностью. Положение русского крепостного крестьянина Пушкин считал неизмеримо более благополучным, чем положение английского пролетария:
«Прочтите жалобы английских фабричных работников: волосы встанут дыбом от ужаса. Сколько отвратительных истязаний, непонятных мучений! какое холодное варварство с одной стороны, с другой — какая страшная бедность! Вы подумаете, что дело идет о строении фараоновых пирамид, о евреях, работающих под бичами египтян. Совсем нет: дело идет о сукнах г-на Смидта или об иголках г-на Джаксона. И заметьте, что всё это есть не злоупотребление, не преступление, но происходит в строгих пределах закона. Кажется, что нет в мире несчастнее английского работника, но посмотрите, что делается там при изобретении новой машины, избавляющей вдруг от каторжной работы тысяч пять или шесть народу и лишающей их последнего средства к пропитанию… У нас нет ничего подобного. Повинности вообще не тягостны. Подушная платится миром; барщина определена законом; оброк не разорителен (кроме как в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности усиливает и раздражает корыстолюбие владельцев). Помещик, наложив оброк, оставляет на произвол своего крестьянина доставать оный, как и где он хочет. Крестьянин промышляет, чем вздумает, и уходит иногда за 2 ООО верст вырабатывать себе деньгу… Злоупотреблений везде много; уголовные дела везде ужасны».
(«Путешествие из Москвы в Петербург», гл. V — Русская изба.)
Положение английских пролетариев подымает у Пушкина волосы дыбом от ужаса!
Дальнозоркости Пушкина делает честь, что он рассматривает бедствие рабочих не как результат злоупотребления и случайных устранимых обстоятельств, а как следствие системы и закона. Пушкин в известной мере понял внутреннюю механику капиталистического прогресса, развивающегося на костях пролетариев. Бедствия народных масс в Англии поэт сравнивает с картинами египетского рабства. Иго египетских рабов эстетически смягчалось в глазах Пушкина библейской отдаленностью времен и божественным величием азиатского деспотизма фараонов, но власть над народными массами, аналогичная власти повелителей Египта, в руках ограниченных мещан Смидтов и Джаксонов придавала современной социальной трагедии оттенок унизительной, с точки зрения Пушкина, пошлости.
По мнению Пушкина, русский крепостной вместе с большей долей обеспеченности сохранил больше человеческого достоинства, сметливости, инициативности, опрятности. Русский крепостной имеет свое жилище, свой дом, гарантию какого-то минимума личной жизни и независимости. У пролетария нет и этого:
«Взгляните на русского крестьянина: есть ли тень рабского унижения в его поступи и речи? О его смелости и смышленности и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. Путешественник ездит из края в край по России, не зная ни одного слова пo-русски, и везде его понимают, исполняют его требования, заключают с ним условия. Никогда не встретите вы в нашем народе того, что французы называют un Ibadaud никогда не заметите в нем ни грубого удивления, ни неве-жественного презрения к чужому. В России нет человека, который бы не имел своего собственного жилища. Нищий, уходя скитаться по миру, оставляет свою избу. Этого нет в чужих краях. Иметь корову везде в Европе есть знак роскоши; у нас не иметь коровы есть знак ужасной бедности. Наш крестьянин опрятен по привычке, по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день…»
П. Е. Щеголев считает, что Пушкин в своем сопоставлении положения русского крепостного крестьянина и английского пролетария покривил душой, сознательно погрешив против истины:
«Пушкин знал болдинскую действительность, — писал он в книге „Пушкин и мужики“, — нищенский рабский быт разоренных имений Пушкиных, и поэтому грустным памятником резкого несоответствия жизненной правде является изображение крепостного мужика в сравнении с английским рабочим в тех же „Мыслях на дороге“ (иначе — „Путешествие из Москвы в Петербург“. — В. К.), изображение, дающее повод говорить о защите крепостных устоев… В своих имениях Пушкин не мог найти подтверждения благополучному состоянию мужика… Действительно, в своей публицистике, которая, несмотря на все компромиссы, не увидела света, Пушкин перегнул, и даже слишком».
Щеголев ошибается. Пушкин не кривил душой, он добросовестно заблуждался. Он не замазывал тяжелого положения крестьян, но считал его результатом злоупотреблений. Мы уже цитировали: «Злоупотреблений везде много; уголовные дела везде ужасны». И Пушкин, как бы оберегая себя от неправильных толкований, вновь повторяет:
«Избави меня боже быть поборником и проповедником рабства; я говорю только., что благосостояние крестьян тесно связано с пользою помещиков, — и это очевидно для всякого. Злоупотребления встречаются везде».
Для оценки эволюции Пушкина чрезвычайно интересно сопоставить приведенные рассуждения Пушкина, относящиеся к 1833–1835 годам, с «Деревней», написанной в 1819 году, в период самого острого политического свободомыслия поэта. Оценка положения крепостных крестьян в оба периода совершенно одинакова. И в 1819 году Пушкин очень оптимистически смотрит на материальные условия существования крестьян. Жилище и корова входят как атрибуты и в поэтическое описание деревни, участвуя в создании эстетического эффекта, окрашенного в светлые тона:
…нивы полосаты,
Вдали рассыпанные хаты,
На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крылаты;
Везде следы довольства и труда.
Оценка материального положения русского крестьянина почти не изменилась у Пушкина, но политические его взгляды изменились очень значительно. Однако, Пушкин, и ищущий примирения с самодержавием, так же остается непримиренным с крепостным правом, как и в преддекабрьский период. Только молодой Пушкин надеялся, что срок раскрепощения близок, а зрелый Пушкин, Пушкин — пленник Николая I, с огорчением видел, что условия ликвидации рабства не приспели.
«Судьба крестьянина, — заканчивается главка
