Навстречу мечте - Евгения Владимировна Суворова
На остановке мы сели в автобус и выехали из города почти без остановок. Пока мы были в Новосибирске, грело солнышко, а за его пределами стало как‑то слякотно и холодно. Впрочем, долго ждать не пришлось, нас быстро подбирали и подвозили. Нам даже довелось ехать на молоковозе с довольно угрюмым водителем, который за всю поездку не проронил ни слова. Мне запомнилась только песня, звучавшая из его радио. Она и стала символом моего путешествия:
На карте лагеря не обозначены, и не найти вам
их координат,
Как будто бы по нычкам все запрятаны, кто не был там, тому не отыскать.
Но я‑то помню их расположение, не раз туда чиркали мне маршрут,
В натуре, эти земли заповедные, где зэк и зверь в согласии живут.
Где зэк и зверь в согласии живут.
Не крутите глобус, атлас не листайте, не спеша,
Там хлеба не сеют, там кругом тайга, в ней черемша.
Не крутите глобус и не тычьте пальцем наугад,
Зон расположение не узнать вам из обычных карт.
Я вспоминала девушек, которые подвезли нас до Култука, и как одна из них сказала, что мы стоим недалеко от зоны. Как мы ехали через Ангарск и узнали, что там пять тюрем, и это в небольшом‑то городке. Нам не раз говорили об опасностях на трассе…
До Омска оставалась какая‑то сотня с лишним километров, когда поздно вечером мы остановились недалеко от кафе. Нас облепила мошка и не давала спокойно стопить. Я была в отчаянии. Неужели нам придется опять ночевать за столом или непонятно где в кустах? Мы стояли в почти кромешной тьме, только от фонарного столба еле брезжил тусклый свет. Неподалеку от нас остановилась машина, из нее вылез водитель и открыл капот, чтобы проверить состояние двигателя и уровень масла. Я открыла рюкзак и вылила на себя остатки средства от насекомых. Этого хватило лишь на пару минут. Убирая пустую банку, я заметила, как стоящая рядом машина дала задний ход и подъехала к нам.
– В Омск?
– В Омск, – подтвердил Максим.
– Залазьте!
Это был молодой мужчина в военной форме, который ехал в город по службе. Пока Максим расспрашивал его про долг Родине и армию, я незаметно для себя заснула. Я просыпалась и засыпала. Сознание сконцентрировалось на плывущей впереди дороге и скорейшем приезде в город. Надо отдать водителю должное – доехали мы очень быстро. Поблагодарив его, мы направились в единственное работающее место, где можно было перекусить, – в Макдоналдс. Когда мы туда зашли, на часах было без десяти двенадцать. Мы сделали заказ и стали ждать.
– Вы до трех работаете? – спросил Максим официанта, вытирающего соседний столик.
– Нет, сегодня до двенадцати, но вы не торопитесь. Мы не выгоняем.
– Странно, до трех написано, – сказал Максим и снова уставился в телефон.
Когда принесли наш заказ, мы неспешно принялись за бургеры, потом за картошку и в самом конце за кофе. Выкушав все до последней крошки, мы выкинули мусор в урну и вышли в омскую ночь. Надо было где‑то ночевать. И мы не нашли ничего лучше, кроме как поставить палатку среди деревьев в небольшом скверике имени 30‑летия ВЛКСМ. Где‑то неподалеку кричали пьяные голоса, и я уже молилась, чтобы ночью к нам никто не пришел. Будильник мы поставили на пять пятьдесят, чтобы успеть немного прогуляться по городу и пораньше выехать из этой дыры. Первое впечатление от города было схожим с Иркутском – те же серые сталинки и грустно возвышающиеся над домами позолоченные кресты церквей. Такое ощущение, что в России есть всего два города – это Москва и Петербург. Все остальное – это так, населенные пункты, деревни. Вся Россия – одна сплошная деревня, если судить по этим городам-дырам. Однако на Дальнем Востоке принято сравнивать Хабаровск с Петербургом, а Владивосток с Москвой. И действительно, жизнь этих городов немного похожа по стилю и темпу. Хабаровск – более спокойный и размеренный, а Владивосток – город с бешеным хаотичным движением и с огромным количеством людей-пофигистов. Кажется, большинство городов обустроены лишь для жизни, но не для развития. Те, кто хочет большего – перебираются в города покрупнее. Странное ощущение возникает от знакомства с Россией…
Опасность автостопа, или 170 км / ч по встречке
«Жизнь – это либо отчаянное приключение, либо ничего».
Хелен Келлер
Вставать в такую рань было очень тяжело. Мы медленно сложили мокрую от дождя палатку и, пройдя пару кварталов, очутились на остановке. Гулять по городу уже совсем не хотелось. Отдав пятьдесят рублей водителю, мы плюхнулись на мягкие сиденья. Пробок в столь ранний час и быть не могло, так что доехали мы до нужной точки очень быстро.
Первая машина затормозила, когда я уже начала потихоньку замерзать. Водитель признался, что взял нас из жалости. Негоже в такую погоду стоять на дороге. Он провез нас пару десятков километров вперед и скрылся за поворотом. Следующая машина ехала с очень тучным водителем внутри. Егор, не давая нам вставить ни слова, много рассказывал об охоте на медведей, как тяжело их убивать и как сложно встретить непогрызанную блохами шкуру. Также он поведал о том, как, будучи весом в сто пятьдесят килограммов, свалился с верхней полки плацкарта и до смерти перепугал бабусю, сидевшую внизу. Я живо представила пожилую женщину, схватившуюся за сердце и лежащего на полу Егора. Предательский ремень безопасности ехидно показывал свой рваный край, говоря своим видом «я не виноват, просто не выдержал твоего веса». Водитель наш тогда сломал руку и одно ребро.
– Так эта старая бабка еще угрожала мне, что пожалуется на то, что я ее сильно напугал! А я говорю: компенсацию с проводника требовать буду, что их ремни и перегородки не могут удержать нормально!
На этой позитивной ноте Егор остановился и, достав наши рюкзаки из багажника, крепко пожал нам руки и пожелал удачи. Я и не представляла, что эта удача понадобится нам так скоро! Мы стояли под проливным дождем и голодными глазами смотрели в сторону кафе. Максим не хотел пропускать лишние машины и до последнего стоял на дороге с вытянутым пальцем, пока я тряслась от холода. Когда он уже готов был сдаться и пойти перекусить, за пару десятков метров от нас остановилась машина. Мы быстро закинули рюкзаки в багажник и уселись в теплый салон. Я спереди, а Максим сзади. Водитель, резко вывернув руль в сторону, дал газу, и мы помчались навстречу сильному ветру и мириадам стучащих капель дождя. Взглянув на нас, дрожащих от холода, он включил печку на полную мощность и обогнал грузовик. Впереди была организованная колонна из нескольких военных машин, которые плелись со скоростью раненой улитки, собирая за собой целую вереницу легковушек. Недолго думая, наш водитель вывернул руль и погнал по встречке, быстро набирая скорость. Я вжалась в сидение и посмотрела на маленькую икону Николая Чудотворца рядом с кондиционером. Я уже мысленно молилась. Мы мчались со скоростью почти сто семьдесят километров в час. Я закрыла глаза и сжала кулаки. «Нет, я не готова еще умирать. Мне еще надо написать книгу», – прошептала я сама себе.
Обогнав колонну, мы сбавили скорость, и я немного успокоилась. Вышли мы на повороте в деревню, где жила бабушка Максима. Простояв на дороге пару минут, я поняла, что промокла насквозь. Зуб на зуб уже не попадал от холода, и Максим решил вызвать такси, пока я стояла с вытянутым большим пальцем вверх. Остановилась старенькая лада. Водитель ехал в ближайшую деревню, и мы предложили ему сто пятьдесят рублей, чтобы он довез нас до нужного дома. Вскоре мы увидели высокий забор, за которым уже стояла бабушка Максима с широким зонтом в руке. Рюкзаки велено было оставить в сарае, а верхнюю одежду повесить у входной двери. Дальше, по ее словам, была стерильная зона. Бабушка велела оставить телефоны в коридоре и проводила в ванную, объяснив, как и какой водой нужно мыть руки. После помывки мы сели за стол, где нас уже ждали кабачковые котлеты с гречкой
