Вчера, позавчера… - Владимир Алексеевич Милашевский
Ну, после таких стихов поднимался настоящий вой! Ведь в зале было много людей в старых ритмах Ратгауза:
Мы сидели с тобой у заснувшей реки…Музыка Чайковского! Понятно, беременный мужчина возмущал. Да еще если он ковырял у памятника штукатурку!
Давид Бурлюк стоял на своем месте и рассматривал беснующуюся публику через лорнет. Лорнет был какой-то старомодный; вероятно, князь из «Дядюшкиного сна» смотрел через него!
Околоточный надзиратель, а может быть, и чины жандармского управления оставались равнодушными, ведь тут не было «выпадов» политического характера! Пускай публика беснуется! Русской публике, прогрессивной, культурной, свойствен некоторый пуританизм. Любоваться забавной галиматьей… Это не всем дано!
Потом Бурлюк представил поэта и писателя, который предельно и очень полно выразил себя в одном слове.
На эстраду вышел жалкий человек с движениями и жестами неловкими и как бы антитеатральными. Вышел обыватель из провинции, с какой-нибудь станции Синельниково. Он произнес это великое слово:
— «Дербулщил»!
— Как?.. Как?.. Повторите!.. — кричали отовсюду.
Он опять повторил свое, изобретенное им слово и сел на место.
Может быть, выступал кто-то и еще, но моя память его не удержала!
Возмущались очень наивные и я бы сказал «серые» люди, с некоторым оттенком провинциализма! Кто был посовременнее и поострее, те просто хохотали!
В те первые полгода моей жизни в Петербурге меня интересовало все.
В одном из объявлений, развешенных на улицах, я прочел: «Вечер памяти Владимира Соловьева под председательством Д. С. Мережковского». Мережковского я читал. И «Юлиана Отступника» и о Леонардо да Винчи. Недавно, год назад, в «Русском слове» печатался его роман «Александр I», где было много интересного для молодого человека, который знает историю только по учебникам, одобренным Министерством просвещения.
«Пойду, обязательно пойду!»
Владимира Соловьева я не читал совсем. Моя семья была чужда всяческих мистических настроений, и поэтому Владимир Соловьев был не в почете… Однако я слышал о его предвидении или предвещании: «желтая опасность», так он назвал угрозу желтой расы европейской цивилизации…
Слышал я и о его пародиях на стихи поэтов-символистов, которые так любил цитировать мой отец, хитро улыбаясь:
Не то смотри, как леопарды мщенья Острят клыки! И не зови сову благоразумия Ты в эту ночь. Ослы терпенья и слоны раздумья Бежали прочь!Мне тоже нравились «леопарды мщенья», как они, притаясь, острят клыки!
Видел где-то и его портрет: лицо пророка, который «и виждит, и внемлет».
