Александр Шокин - Александр Иванович Шокин. Портрет на фоне эпохи
В отличие от «Лучей смерти» Иоффе лучевое оружие, предложенное работником СТО Н.И. Смирновым, должно было не убивать людей (летчиков), а в соответствии с идеями английских предшественников лишь сбивать вражеские самолеты. Излучение сверхвысокой частоты должно было создавать резонансные токи в системе зажигания моторов и тем выводить самолеты из строя. При наземных испытаниях опытной установки действительно удалось заглушить двигатель стоявшего на земле самолета на расстоянии около 20–30 метров.
Для развития работ по лучевому оружию в систему НКТП из Академии наук в 1935 году был передан Ленинградский электрофизический институт академика А.А. Чернышева. В мае-июне 1935 года вопрос об Институте специального назначения был рассмотрен и в Комиссии обороны, и в Политбюро (1 июня). Было принято решение «о назначении Н.И. Смирнова директором Института специального назначения НКТП и об отпуске из резервного фонда СНК СССР НК Обороны 1,5 млн руб. и НКТП 4 млн руб. для финансирования работ по лучистой энергии».
Сам А.А. Чернышев так описывал эти события:
«Когда строительство, продолжавшееся около трех лет, подходило к концу, были предприняты ряд мероприятий по отношению к Электрофизическому институту, с которыми я никак не мог согласиться, и я в личном письме на имя тов. Орджоникидзе, сообщая о своем мнении, просил или об отмене, или же о предоставлении мне возможности сделать ему личный доклад. Ответа я не получил, и, как показали следующие события, вызвано это было результатами доклада работавшей то в то время Комиссии от СТО в составе трех лиц, из которых одно – начальник отдела автоматики Боровский, инспектор СТО Н.И. Смирнов и третьего лица я сейчас не могу вспомнить.
Надо сказать, что институт по своему оборудованию, задачам составу был на 65–70 % сильноточный и на 30–35 % слаботочный, находился он в ведении НИС Наркомтяжпрома. Насколько мне известно, тов. Серго передал мой протест Зам. Наркома, который ведал в это время всеми вопросами научно-исследовательских учреждений Наркомата, Пятакову.
В июне и начале июля месяцев 1935 г. я был на конгрессе по линиям высокого напряжения в Париже, и в мое отсутствие был отдан приказ за подписью
Пятакова относительно передачи института в Главэспром – Трест слабого тока. Директором был назначен один из членов Комиссии Н.И. Смирнов[85]…»
Д.А. Рожанский
Научным руководителем института был назначен М.А. Бонч-Бруевич.
Все плоды разработок ЛЭФИ для высоковольтной и сильноточной электротехники были выброшены на свалку, примерно так же, как в свое время поступили с наследием В.П. Вологдина в Нижегородской радиолаборатории.
А.А. Чернышеву тоже было предложено остаться на должности заместителя директора по научной работе, но он с такой расправой с его детищем не согласился и ушел. Вместе с ним ушли Д.А. Рожанский, Ю.Б. Кобзарев и еще ряд специалистов.
При щедром финансировании и высоких зарплатах НИИ-9 (такое наименование получил институт) занялся разработкой лучевого оружия всерьез. Как вспоминал работавший там Н.Д. Девятков: «Было объявлено, что НИИ-9 будет институтом повышенной секретности, будут запрещены все совместительства, в том числе и преподавание в вузах, а зарплата будет значительно увеличена. <…> Была объявлена новая структура института. В большинстве начальниками лабораторий стали ученые, переведенные из Москвы, из Всесоюзного энергетического института. Среди них были: профессор Введенский Б.А., кандидат технических наук Слиозберг М.Л., кандидат физико-математических наук Разоренов Г.А., кандидат технических наук Шеин Г.Н., кандидат технических наук Майзельс Е.Н., инженеры Данильцев Е.Н., Никифоров С.М. и др. <…>Для старшего научного персонала была организована отдельная столовая, где к обеду бывал накрыт белой скатертью большой стол, прекрасно сервированный. Директор сумел приобрести дворцовый столовый сервиз»[86].
Все это кончилось плохо. После расстрела Тухачевского директора НИИ-9 Н.И. Смирнова арестовали (потом, правда, выпустили), М.А. Бонч-Бруевич тоже, по крайней мере, попал под следствие, заболел и в 1940 году умер.
Одним из немногих, понимавших бесполезность подобных проектов и не стеснявшихся выражать свое мнение на самом высоком уровне был
А.И. Берг. Об этом есть сведения в деле по обвинению Берга в участии в «военно-троцкистском заговоре»: «На одном правительственном заседании в конце 1935 г. Берг выступил против Бекаури, за что был сильно «избит» Орловым и Тухачевским, выступавшими в защиту Бекаури. Указанное выступление Берга на заседании правительства действительно имело место. Однако за свое выступление Берг никем не «избивался», а, наоборот, был поддержан руководителями правительства [Сталиным] <…>».
Военное ведомство в лице заместителя наркома по вооружению М.Н. Тухачевского увлеклось заманчивыми идеями вести мировую войну с помощью телеуправляемого оружия: радиоуправляемых самолетов, танков, пулеметов в дотах и т. д., не предполагая, какие на этом пути встретятся подводные камни. Предусматривались не только телеуправляемые средства нападения, но и защиты. Перед наступающим неприятелем и в его тылу должны были взрываться радиоуправляемые фугасы. Те силы противника, которые смогут дойти до наших укреплений, должны были встретить дистанционно управляемые пулеметы, огнеметы и приборы пуска отравляющих веществ.
Наиболее интенсивно работы по телемеханическому управлению оружием в области техники особой секретности велись. Вскоре к Остехбюро присоединился ВГИТИС – НИИ-10. Как уже упоминалось, после торпед со спиральным движением Бекаури занялся радиоуправляемой торпедой, а затем радиоуправляемым торпедным катером. Остехбюро до 1937 г. подчинялось Наркомату по военным и морским делам, и когда его переводили в промышленность на передаточном акте от 11.04. К.Е. Ворошилов сделал надпись, адресованную наркому оборонной промышленности М.Л. Рухимовичу: «15 лет я с ним <Бекаури> мучился, помучайся теперь ты».
В 1924 г. к работе по телеуправлению катеров подключился Отдел специальной аппаратуры (ОСА) ЦРЛ А.Ф. Шорина. Бекаури размещал станцию управления на корабле, а Шорин – на самолете, с которого, как он считал, можно раньше обнаружить корабли противника и вывести в атаку на них радиоуправляемые катера. Для автоматического расчета курса атаки Бекаури включил в свой комплекс счетно-решающий прибор. В комплексе же Шорина курс рассчитывал по карте оператор. Поставив перед собой менее сложную задачу, Шорин уже к маю 1930 г. представил первый образец радиоаппаратуры для установки на серийном катере Ш-4 и самолете ЮГ-1. К августу 1931 г. отработал свой комплекс и Бекаури. Нарком по военным и морским делам К.Е. Ворошилов назначил комиссию для заключительных испытаний.
«Испытания проводили в Финском заливе, – вспоминал контр-адмирал Б.В. Никитин, участник испытаний, – Катера, управляемые с самолета (аппаратурой А.Ф. Шорина) или с корабля (аппаратурой В.И. Бекаури), по радиокомандам отходили от причала, выходили в море, маневрировали, устремлялись в атаку и производили пуск торпед. Проводились атаки и по прикрытому дымовой завесой кораблю-цели <…> Оператор на самолете оказался в лучшем положении, чем тот, что находился на корабле управления: наблюдению с корабля мешала дымовая завеса[87] <…>. Комиссия предложила принять на вооружение комплекс А.Ф. Шорина. Остехбюро предложили доработать свою аппаратуру».
Среди идей телемеханического оружия одним из самых действенных оказались радиоуправляемые фугасы «БЕМИ» (БЕкаури – МИткевич). Хотя первые в мире радиоуправляемые фугасы были испытаны французскими флотскими специалистами еще в самом начале XX века, но их слабостью были крайне несовершенные взрыватели, которые можно было привести в действие ложными радиосигналами. В.И. Бекаури и В.Ф. Миткевичу пришлось изучить и использовать основы криптографии[88], сделать первые шаги в области создания имитостойких кодов, а также решить ряд других технических вопросов, многие из которых для того времени были даже не изучены. Потому и «техника особой секретности», что основана на шифровании и дешифровании. Помимо этого потребовалось создать специальные передатчики, особо чувствительные радиоприемники, разработать автономные источники питания длительного действия, обеспечить способность аппаратуры сохранять готовность к действию при длительном ожидании команды и тому подобное. Радиоуправляемые мины комплектовались приемниками, работавшими на фиксированной частоте в диапазоне средних волн по схеме супергетеродина, частота которого стабилизировалась кварцем. В схему работы радиоуправляемых мин внесли низкочастотную селекцию сигналов с применением на приемных устройствах специальных резонаторных реле, которые отзывались только на строго определенные комбинации частот.
