Любовь Виноградова - Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной
Сначала было неизвестно, кто его сбил, Женя или Валерия, но приземлившаяся первой Женя Прохорова вылезла из самолета в слезах и накричала на вооруженца: у нее отказало вооружение. Теперь стало ясно, что расстреляла немецкий самолет не она. Приземлившись, Лера Хомякова докладывала: «Сделала два захода на “Юнкерса”, пулеметы и пушка стреляли безотказно».
26 сентября она писала родным, спеша поделиться с ними своей огромной радостью: сбитый ночью Ю–88 был первым немецким бомбардировщиком, сбитым под Саратовом, первым в их дивизии, и она стала первой женщиной, сбившей бомбардировщик в ночном бою (работу ночных истребителей они освоили только в Энгельсе, причем не все, и тренировались мало). Как сказали Лере наблюдатели, она, видимо, убила летчика с первой очереди. Немецкая машина пошла в пике, а Лера еще стреляла. Ю–88 шел на задание, на бомбежку, так что, упав, взорвался на земле на собственных бомбах.
Лера азартно описывала подробности боя: «…Он стрелял два раза по мне, но не попал. Я жива и невредима. Но знаете, дорогие, я даже вначале и не поверила, что я его сбила. После того как я попала в него, он не загорелся, но пошел в правый разворот и потом стал с очень большим углом пикировать. Я за ним и дала еще несколько очередей, но потом пора было выводить… Ну, думаю, далековато стреляла, не хватило выдержечки, и рановато вывела. Ушел, думаю…»[287] Товарищи по полку поздравили Леру так, как наверняка не поздравляли друг друга летчики-мужчины: «Сажусь, подбегает ко мне мой механик Полунина и целует: «Душечка, вы “Хейнкеля” сбили!» Тут же целовать ее сбежались и все остальные.
Сама Лера поверила по-настоящему только тогда, когда слетала с командиром дивизии на место падения немецкого бомбардировщика. Увиденная картина долго стояла у нее перед глазами. Мертвые члены экипажа лежали рядом с распущенными, но нераскрытыми парашютами: выпрыгнули, но высоты уже не было. «Самолет — такая махина, — раскидан на куски, несколько невзорвавшихся бомб». Парашюты, конечно, забрали, чтобы потом нашить всего из этого шелка: немецкие парашюты очень ценились.
После войны историки вышли на след сбитых Хомяковой немецких летчиков. Как следовало из немецких документов, утром 25 сентября одна машина не вернулась из рейда на военные объекты Саратова. Все четыре пассажира Ю–88А № 144010 во главе с командиром Г. Маком считались пропавшими без вести.[288]
Начальство — Казаринова и выше — было в восторге. В отделении столовой, «где питались высшие чины, накрыли столы, были налиты граненые стаканы водки»,[289] и Лера, которая часто жаловалась на то, что плохо кормят и она встает из-за стола голодная, потом рассказывала родным про сытный завтрак и арбуз. Тут же за столом ей за сбитый самолет вручили 2000 рублей («таков был приказ тов. Сталина») — хорошее подспорье для семьи. Слетелись корреспонденты, включая известного поэта Евгения Долматовского. Всевозможные учреждения Энгельса и Саратова слали Валерии поздравительные телеграммы. Ее повысили в звании. 5 октября она писала своим о поездке в Москву, где ей вручил орден Боевого Красного знамени председатель Президиума Верховного совета М. И. Калинин. В Москве Лера наведалась в комнату матери, где «никто не жил, кроме моли». Лера попросила соседку посыпать нафталином. «И я скоро буду в Москве в Кремле», — писала она родным. Но судьба, непредсказуемая судьба летчика, распорядилась иначе.
Механик Елена Каракорская, тоже приехавшая по делам полка в Москву, вспоминала, как встретилась с Лерой в Москве в Уланском переулке. Лера «была радостная, ей вручал орден Калинин». «Есть хорошие фотографии, — сказала Лера Каракорской, — прилетим в полк, покажу».[290] Каракорская вернулась в полк днем 5 октября, вечером того же дня прилетела и Лера. Поговорить не удалось, потому что Леру сразу назначили дежурить ночью вместо другой летчицы, у которой болела голова. Техник Клавдия Волкова вспоминала, что вечером, идя на дежурство, Лера жаловалась на страшную усталость и говорила о том, как ей не хочется сидеть в готовности… Заметила, что у нее нет одной перчатки, вернулась, нашла перчатку, пошла к самолету, запустила мотор и порулила на ночной старт.
Этой ночью Каракорской приснился сон, который ей потом казался предсказанием. Все они были фаталисты, все эти молоденькие женщины, пусть и комсомолки, были суеверны. «…Стоим мы с Лерой на улице Горького разодетые в черные манто с чернобурками, и сразу картинка сменилась трауром — Лера мертвая и я ее покрываю шинелью». Проснувшись, Каракорская узнала, что Хомякова не вернулась из ночного вылета.
Все время с 24 сентября не было налетов, тишина, и в ожидании сигнала к старту экипажи спали на сене. Не только Лене Каракорской, но и остальным товарищам Лера очень мало успела рассказать о командировке в Москву: заснула на полуслове. После сигнала на вылет она полетела в паре с Тамарой Памятных. Никакого противника в воздухе не было. Памятных вскоре села, а Лера не возвращалась… Памятных вспоминала, что зажгли прожекторы, осветили взлетную полосу, искали на автомобиле, но ничего не нашли.[291] Оказалось, что искать надо было совсем рядом со стартом. «Утром телефонист, сматывая на катушку провод, позвал: — Девчата, вот ваша летчица!» Он обнаружил обломки самолета и погибшую Хомякову совсем рядом, через дорогу, в подсолнухах. «Я побежала и увидела…»[292] — вспоминала Катя Полунина.
Согласно приказу № 085 144 истребительной авиационной дивизии ПВО от 9 октября 1942 г., «ст. лейтенант Хомякова при взлете, вследствие отсутствия ночных ориентиров, потеряла направление и с правым разворотом продолжала взлет. Взлетев с правым креном, в воздухе развернулась на 270 градусов, не сумела в дальнейшем справиться с управлением, с правым креном и разворотом, врезалась в землю…».[293]
«Ты, мамочка, за меня не переживай, — писала Валерия домой в декабре 1941 года. — Я аккуратно летаю. Скоростной истребитель — надежная машина…»[294] Это письмо и еще сорок девять оставшихся ей от Лерочки писем ее мама до конца своих дней часто доставала и перечитывала. Лерина подруга и командир Женя Прохорова, жившая с ней в одной землянке, написала родным, что Леру похоронили в 16:00 7 октября со всеми почестями.
Как обычно бывало в Советском Союзе, за смерть Хомяковой, недавно ставшей знаменитостью, кого-то следовало наказать. Наказали Казаринову и комиссара полка Куликову, которая уж точно ни в чем не была виновата. Как часто бывает, Казаринова потеряла должность командира полка не из-за того, что в принципе не годилась для такой работы, а потому, что ее начальству непременно требовалось найти и наказать виновного в громком происшествии, даже если виновного не было.
Снятием Тамары Казариновой с должности командира 586-го полка заканчивается его история как женского истребительного полка, единственного в СССР и, наверное, в мире. На место Казариновой другой кадровой военной женщины-летчика не нашлось, кандидатуру Жени Прохоровой опять не стали даже рассматривать. Присланный вместо Казариновой майор Александр Гриднев, хороший летчик и хороший человек, на вопрос, на сколько он приехал в полк, ответил «навсегда».[295] Судьба полка и его личного состава были для него и его собственной судьбой, однако он не считал нужным сохранить личный состав полка исключительно женским. Значение имеет, считал Гриднев, лишь боеспособность вверенной ему части.
Работа Гриднева в полку началась 15 октября с «небывалого происшествия, закончившегося катастрофой». Молодой летчик новой, только что сформированной Гридневым мужской эскадрильи летал по кругу и уже заходил на посадку, когда перпендикулярно линии полета его яка неожиданно появился У–2. Он шел прямо на Як, столкновение казалось неизбежным. Только в десяти метрах от Яка У–2 резко взмыл вверх, на какое-то мгновение повис в вертикальном положении, как будто освобождая путь истребителю, и потом, потеряв скорость, с высоты около тридцати метров упал вниз. Самолет разбился, летчик погиб. Им оказался пилот из Саратовского отряда связи, развозивший почту по сельским районам. В передней кабине У–2 лежал большой брезентовый мешок с почтой, в задней — большой букет прекрасных осенних хризантем, предназначенных, скорее всего, для девушек-истребителей: видимо, летчик шел так низко, намереваясь сбросить цветы прямо на пятачок старта. Оказалось, что на такой малой высоте над аэродромом этот летчик летал не в первый раз; он качал крыльями в знак приветствия, а девушки махали ему в ответ.[296] Если бы кто-то сообщил о происходящем начальству отряда связи, пилот бы остался жив.
Гриднев принялся за работу, наладил в полку дисциплину, начал тренировки. Вскоре командир полка рапортовал, что полк готов вылететь на боевую работу в ПВО Воронежа. На освободившиеся летные единицы брали как летчиц, переученных на истребитель, так и мужчин. 586-й истребительный авиаполк становился образцовой боевой единицей, но 586-го женского истребительного полка больше не было.
