Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

Выставка в Союзе художников имела успех, что оказалось как нельзя кстати. Сварстад снова был на коне. Рецензент «Верденс ганг» писал, что выставка Сварстада «стала лучшим свидетельством мастерства этого независимого художника и показала, что он идет своим путем, не поддаваясь никаким посторонним влияниям»[239]. А консервативная «Моргенбладет» заявляла даже, что «Сварстад принадлежит к числу тех, кого впоследствии назовут великими, а на этой выставке представлены, возможно, лучшие его работы»[240]. Сигрид Унсет Сварстад так отозвалась о выставке в письме к Нини Ролл Анкер: «Да — выставка Андерса удалась на славу — даже самые консервативные газеты были вынуждены отдать ему должное <…>. Ну а молодые критики и не скрывали своих восторгов»[241]. Многие рецензенты обратили внимание на «Фабрики на берегу Темзы» и «Канал в Шарантоне»; в целом выставка стала итогом разных свадебных путешествий Сварстада и Унсет. Не обошлось и без любимой реки Акерсэльвы. Тем не менее, когда Сварстад пригласил ее поехать вместе в Париж — можно ведь оставить малыша Андерса на бабушку? — Унсет не смогла, даже на время, переложить свои новые обязанности на других.

Уже в феврале, со стипендией в кармане, Сварстад отправился в Париж. Сигрид же намеревалась приняться за дальнейшую разработку намеченной еще в Лондоне темы. Когда Студенческое общество обратилось к ней с предложением подготовить традиционный весенний доклад, она сразу решила, о чем будет говорить: о детях. Рабочее название доклада гласило: «Четвертая заповедь, или „Почитай отца твоего и мать твою“». Но если они ожидали услышать кроткую проповедь, то жестоко ошибались. Унсет собиралась отстаивать права ребенка, развивая аспекты, затронутые в полемическом окончании путевых заметок «Дети у Алтаря неба». Тема детства начала интересовать Сигрид с того самого момента, как сама она осознала конфликт, существующий между миром фантазий ребенка и миром взрослых. Возможно, в свое время она ощущала этот конфликт как духовное изнасилование, поэтому теперь ей хотелось выступить против неуместных попыток современных воспитателей совершить насилие над умом ребенка. В итоге получилась обширная рукопись, слишком длинная для доклада. Секретарь, извиняясь за, «к моему величайшему сожалению, неблагоприятный отзыв о Вашем докладе», пишет, что «доклад нуждается в сокращении и переработке». Его возражения изложены по пунктам, некоторые звучат почти как мольба, например, пункт 4: «Нельзя ли быть помягче с молодежью?» В других пунктах попросту предлагаются сокращения, замаскированные фразами типа «забавно, но не по существу» и «лишнее». Последовала раздраженная переписка, и наконец доклад был принят. Последними словами секретаря были: «Вот мое новое предложение. Безо всякого удовольствия жду Вашего ответа». Выступление назначили на 29 марта 1914 года[242].

После ее участия в так называемых дебатах о морали с именем Сигрид Унсет связывались определенные ожидания. Она была первой женщиной, выступавший с трибуны Студенческого общества, ранее безоговорочно принадлежавшей мужчинам. Всего год назад женщины получили право голоса на выборах в стуртинг{22}, а до этого, в 1910 году, — на выборах в органы местного самоуправления. Теперь еще один бастион мужского владычества готовился пасть. А виновницей должна была стать скандальная знаменитость, словно рожденная для ведения словесных баталий!

Зал был битком набит людьми и окутан клубами сигаретного дыма, когда в тот мартовский день 1914 года Сигрид Унсет взошла на ораторскую трибуну. Публике, особенно в задних рядах, пришлось напрячь слух, чтобы услышать каждое слово длинного и обстоятельного доклада. Остроумному газетному полемисту, Унсет явно не хватало столь необходимых опытному оратору хорошо поставленного голоса и четкости изложения. Вопреки ожиданиям многих, блестящего выступления не получилось.

Необычный доклад удостоился довольно сдержанной реакции в прессе. Самые доброжелательные рецензенты все же подчеркивали дарование автора: «Вчера на трибуну Студенческого общества впервые взошла женщина <…>. Конечно, ее нельзя назвать оратором в строгом смысле этого слова. Ее голос был едва слышен в прокуренном зале, и поэтому многие перлы так и не достигли ушей слушателей, однако и услышанного было довольно, чтобы понять: перед нами необычная личность, не просто умеющая мыслить, но и достаточно смелая, чтобы изложить эти мысли вслух. Ее доклад был настоящим фейерверком гениальных изречений»[243].

Более критически настроенные рецензенты были безжалостны: «Скучное блуждание по пустыне общих фраз и дефиниций, почерпнутых из словаря прописных истин, часть которых к тому же недопоняты и постоянно противоречат друг другу. <…> Столько логических вывертов — и все для того, чтобы в конце прийти к банальной воинствующей точке зрения. Редкий доклад, что и говорить»[244].

На следующий день Унсет повторила свой доклад перед женской аудиторией в «Хьемменес Вель»{23}. Газета «Нидарос» с комической серьезностью советует женщинам принять к сведению призыв писательницы проявить сочувствие и не закалывать шляпки такими длинными булавками, появляясь на столь многолюдных собраниях. Только везением, а отнюдь не здравым смыслом публики можно было объяснить то, что никто никого не покалечил в тот вечер[245].

Доклад Унсет получил широкий резонанс в газетах, а «Тиденс тейн» даже перепечатала его целиком. Если во время дискуссии о морали писательница больше всего нападала на институты церкви и образования, то доклад о четвертой заповеди в значительной степени являлся ответом коллеге по цеху Кнуту Гамсуну. Культ молодости и, соответственно, презрение к старости, свойственные произведениям и публичным высказываниям Гамсуна, давно уже вызывали у нее раздражение — с дебютного для нее 1907 года, когда Гамсун в Студенческом обществе выступил с докладом «Почитай детей твоих». Сигрид Унсет высказывает прямо противоположную мысль: родители не должны нянчиться с молодым поколением или тем более почитать его, но обязаны жить так, чтобы молодое поколение могло уважать и почитать их.

Свой доклад она начинает с истории Скотта и его спутников — то, как достойно они встретили свою судьбу, произвело на нее неизгладимое впечатление в тяжелое время, когда сама она боролась за жизнь своего ребенка. Их мужественное достоинство, по Унсет, является признаком истинной цивилизации — как «Кантика брата Солнца» Франциска Ассизского является признаком культуры: «Благодарю Господа за сестру нашу телесную смерть. Да будут благословенны те, кто следует воле Всевышнего и кому не страшна другая смерть». Сигрид Унсет считает, что эту молитву каждый должен носить в своем сердце, и далее пишет: «Целью культуры является сделать человека подобным Богу, научить различать добро и зло».