Александр Андреев - Берегите солнце

Чертыханов, откинув ситцевую, в цветочках, захватанную руками занавеску, протиснулся в чулан, невнятным баском заговорил с кем-то, по всей видимости, с хозяйкой, и через минуту появился с чугуном горячей картошки.

- Позавтракайте, товарищ капитан. - С гостеприимным щедрым размахом поставил чугун на стол. - Садитесь, товарищ комиссар. Товарищ лейтенант...

Браслетов, отогревшись у огня, порозовел и развеселился. Он ополоснул лицо под умывальником, висевшим у двери над лоханью, причесался и тоже сел к столу. Чертыханов открыл финским ножом банки с консервами, рассыпал прямо на стол печенье, разломил на дольки плитку шоколада. В довершение всего извлек из мешка бутылку коньяка. Сухонькая старушка, появившись из-за ситцевой занавески, подала граненые стопки.

Пока Чертыханов хлопотал, наводя на столе праздничную опрятность, мы с Браслетовым изучали то, что проделал за это время начальник штаба. Тропинин суховато и отчетливо докладывал, держа перед собой листки бумаги.

- На данный момент личный состав батальона составляет шестьсот восемьдесят шесть человек, из этого числа командиров - девять. Не хватает для полного состава командиров взводов: семерых. Вооружение батальона следующее: автоматов - триста двадцать два, винтовок - двести девяносто три, станковых пулеметов - два, ручных - четыре, гранат - в среднем по три штуки на каждого, бутылок с зажигательной смесью - шесть ящиков по сорок штук в каждом.

Браслетов рывком откинулся, ударившись затылком о стену.

- В таких условиях воевать трудно!

Тропинин внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. Я лихорадочно соображал, что же надо предпринять, чтобы улучшить положение.

- На войне, Николай Николаевич, ни удивляться, ни тем более ужасаться не полагается. Это непозволительно. По одной простой причине, что само слово "война" порождает ужас. А она уже идет... Дальше, товарищ лейтенант.

Тропинин положил перед нами другой листок.

- Это - назначение старшин в ротах. Подпишите. А это - донесение в штаб армии. Тоже подпишите. - Мы подписали документы. Затем я сказал Тропинину:

- Напишите требование в штаб армии. Чтобы батальон считался полноценной боевой единицей, нам необходима батарея противотанковых орудий...

- Не дадут, - сказал Тропинин, записывая в блокнот.

- Необходим взвод связи... - продолжал диктовать я.

- Не дадут, - повторил Тропинин.

- Отделение санитаров вместе с фельдшером...

- Не дадут.

- Противотанковых ружей - шестьдесят...

- Не дадут.

- Станковых пулеметов - четыре...

- Не дадут.

- Ручных пулеметов - пять...

Тропинин, записывая, качал головой.

- Винтовок - сто семьдесят...

- Могут дать, - сказал Тропинин. - Танков просить не станем, как вы считаете?

- Не станем, - согласился Браслетов. - Ибо не дадут.

- А знаешь, почему их нам не дадут? - спросил я.

- Почему?

- Потому что их пока еще мало. Оформите это поскорее и покрасивее, Володя, помужественнее. И отправьте на имя командующего, а копию - члену Военного совета Дубровину.

- Слушаюсь, - сказал Тропинин. Он отступил в другой угол, пододвинул табуретку к подоконнику и стал писать, упираясь головой в раму.

Широко растворив дверь, вошел хозяин - в руках охапка березовых поленьев до самого подбородка, свалил дрова у печки. Это был невысокий, жилистый старик в полушубке и в подшитых валенках с кожаными задниками, в шапке с торчащими в стороны наушниками, похожей на раздерганное грачиное гнездо. Он стащил ее с головы и поклонился.

- Доброе утро, товарищи командиры. Приятного аппетита...

- Садись, отец, закусим, - предложил Браслетов. - Как звать-то?

- Тихон Андреевич. - Хозяин даже поперхнулся, приметив бутылку на столе, проглотил слюну. - Насчет закуски покорно благодарим, а если стаканчик поднесете - это с превеликим удовольствием. - Он поспешно разделся, подкинул дров в печку и, пригладив ладонями реденькие седые волосы над висками, присел к столу.

Браслетов наполнил стопки, одну пододвинул хозяину. Тихон Андреевич бережно, двумя пальцами взял стакан, чтобы ни капельки не уронить. Провел рукой по усам, по щетинистому седому подбородку.

- Сказали бы что-нибудь, Тихон Андреевич, со знакомством-то, - попросил Браслетов.

- Не могу, - ответил старик. - Слова в горле застревают. Они рвутся на волю, когда радость. А тут... какая уж радость. От боли хочется волком выть. Болит. Вот здесь, в груди. Ну, будьте живы и здоровы... - Он выпил одним махом - умел, видно, опрокидывать стопки, - зажмурился, затряс головой и прохрипел: - Ух, пропасть, крепка!

- Закусывай, отец, - угощал Браслетов; хмель уже кинул на его щеки румянец. - Вот консервы бери. Сазан.

- Спасибо, - ответил старик. - Я по-своему... - Он потянулся к миске с солеными огурцами, принесенными хозяйкой из погреба. Огурец вкусно захрустел на его крепких зубах.

Чертыханов, устроив для нас завтрак, скромно сидел на деревянной кровати, следил, как Тропинин оформлял документы, и изредка с завистью бросал выразительные взгляды в нашу сторону. Я мигнул Браслетову. Тот весело оживился.

- Чертыхан! Где ты? Ишь тихоня... Примолк. Иди-ка сюда.

Прокофий с готовностью сорвался с места. Браслетов протянул ему полстакана коньяка. Ефрейтор взглянул на меня, как бы спрашивая, можно ли ему выпить. Я кивнул. Но он вдруг отказался.

- Воздержусь, товарищ капитан. - Взял из чугуна горячую картофелину и снова сел на кровать.

После третьей стопки Тихон Андреевич, захмелев, помрачнел, брови нависли над глазницами, подбородок жесткой щеткой выдвинулся вперед.

- Хорошо живете, как я наблюдаю... можно сказать, роскошно, проговорил он, хрипло прокашливаясь. - Застольные пиры справляете, а немец этим часом землю нашу отхватывает!

И тут же на голос хозяина из-за ситцевой занавески вынырнула старуха. Замахнувшись на мужа рукой, строго сказала:

- Хватит ему. Не наливайте больше. Его уже и так качнуло не туда. Беды не оберешься.

- Скройся! - приказал Тихон Андреевич жене. - Что ты смыслишь в политике текущего момента? Что ты понимаешь в стратегии?..

- Ну, понесло, - с состраданием произнесла старуха.

- Ты хочешь жить под немцем? Может, тебе это любо? А мне нет. Я не хочу! - Старик ударил кулаком по столу так, что бутылка, подпрыгнув, повалилась набок. - Им где полагается быть? В сражениях!.. Их отцы-матери послали сражаться. А они - ты видишь? - как сражаются! Вино да закуски. Да горячая печка. А считаются на фронтах. Мы с тобой троих проводили... Если и они, сукины дети, так же вот в теплых избах отсиживаются да угощаются, узнаю - шкуру спущу с подлецов! Кто же остановит немца? Мы с тобой?