Елена Якобсон - Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка

И вдруг одним прекрасным утром все резко переменилось. Девочка, вероятно, поняла, что ей никуда от нас не деться. Умелой женщины, которая ей занималась до того, больше нет, а эта женщина, годная только на то, чтобы давать молоко, теперь стала главной. Женщина явно ничего не умела, но выбора не было. Поскольку надо выживать, надо принять мои неуклюжие усилия. Она перестала кричать, спала всю ночь и даже пыталась со мной играть, издавая разные смешные звуки, когда я меняла ее пеленки.

Какое облегчение! Какая у меня замечательная, умная дочка! Мы ответили ей тем же. Эйб научился мастерски готовить еду и даже улыбался ей, когда давал сосать бутылку. Мы научились ее купать без того, чтобы мыло каждый раз попадало ребенку в глаза, — тоже триумф!

Девочку назвали Натали Энн — Натали в честь героини «Войны и мира» Толстого, Энн в честь моей старинной подруги, переехавшей в Австралию. Мы решили не называть ее в честь родных. Натали Энн Бейтс звучало прекрасно, очень здорово, очень «по-американски».

Эйб и Мартин поменяли свои фамилии на Бейтс, когда миссис Биховски открыла свой «Бейтс-шоп». В семье решили, что это будет разумно. Многие новые иммигранты меняли фамилии, особенно такие, которые было трудно писать или произносить по-английски. Но недавно один из сыновей Мартина вернул фамилию Биховски, чтобы подчеркнуть свою этническую и религиозную принадлежность, а мою дочь все ее друзья называют Наташей, и она гордится своими русскими корнями. Теперь только русская мать, говоря по-английски, называет ее Натали. То, что было «правильным» в 1940-х, нашим детям кажется «неправильным ».

Первая прогулка Натали в роскошной коляске, подаренной нам Биховски, оказалась тяжелым испытанием. Я никогда до того не возила детской коляски и не знала, как спустить ее с тротуара, чтобы пересечь улицу по дороге в парк. Я как-то не ожидала трудностей с этой стороны, но когда я опустила нижние колеса, девочка скользнула вниз и ударилась головой о крышу коляски. Я быстро втянула коляску назад и стояла, дрожа, пытаясь придумать способ перейти через дорогу. Придумать я ничего не смогла и решила, что коляска, должно быть, дефектная. Делая вид, что все в порядке, повернулась и просто пять раз обошла вокруг квартала. Я подумала, что этого вполне достаточно, чтобы ребенок надышался свежим воздухом.

Вернувшись домой, я позвонила Биховски и рассказала, что случилось. Она рассмеялась и объяснила, что сначала надо спустить с тротуара задние колеса. Откуда я могла это знать?

Очень скоро я превратилась в любящую, даже страстную мать, посвящавшую жизнь своему ребенку. Эйб уходил на работу, и я оставалась одна с Натали. Мне самой было трудно поверить в то, что мой день начинался в шесть утра. Я не только просыпалась, но была бодрой и энергичной. Я занималась ребенком, готовила завтрак Эйбу и после его ухода принималась за домашние заботы — вытирала пыль, пылесосила, стирала и гладила. В одиннадцать часов мы шли гулять в парк.

Довольно скоро она уже перебралась из большой коляски в прогулочную, а еще некоторое время спустя я вела ее за ручку к детской площадке. Но распорядок оставался тем же. К часу дня мы возвращались домой обедать, я укладывала ее спать, а в три мы опять были в парке. По дороге домой я покупала продукты к ужину, в пять мы были дома, я сажала ее в ванну, а сама готовила ужин.

Эйб возвращался в полседьмого, и это было время его игры с дочерью. К восьми часам она уже спала. Мы тоже часто рано ложились, помыв посуду и кратко обменявшись новостями прошедшего дня.

Я разговаривала с девочкой, рассказывала ей сказки и пела русские песни. Меня награждали улыбками и воркованием. Неудивительно, что муж мой скоро почувствовал себя заброшенным и жалел о тех днях, когда я всецело принадлежала ему. Мне не хотелось больше ходить с ним гулять или кататься на роликах по вечерам. Конечно, к вечеру я уставала, но, если говорить правду, я предпочитала ему общество моей дочери.

Я считала, что Эйб эгоистичен, он должен бы понимать, что наша жизнь не может идти по-прежнему, когда центром всего стал ребенок. Но Эйбу было скучно сидеть дома по вечерам или ходить одному в кино. Иногда Мартин предлагал посидеть с ребенком вечером, но я и на это соглашалась неохотно. А что, если Натали проснется?

«Ты рабыня этого ребенка! — сердился Эйб. — Так нельзя жить!»

Я поняла, что должна уступить некоторым его требованиям, и пыталась делать это с веселым видом. В выходные дни, когда мы шли с Натали в парк, Эйб натягивал сетку, и мы играли в бадминтон. На нас, думаю, было забавно смотреть. Мы били по волану с большей силой, чем нужно; казалось, мы колотим друг друга. Мы жестко соревновались. Эйб, конечно, играл лучше меня, но я старалась изо всех сил, и победы доставались ему нелегко. После таких «игр» мы оба чувствовали себя намного лучше, и наш брак словно укреплялся. Я часто вспоминаю сейчас нашу игру в бадминтон, когда вижу, как супружеские пары играют в теннис. Надеюсь, теннис им так же помогает, как нам помогал бадминтон.

Натали была прелестным ребенком. Ее лысая головка скоро покрылась светлыми золотистыми кудряшками, огромные карие глаза всегда сияли. Она пыталась принимать участие во всем. Когда я везла ее в коляске, она садилась или пыталась встать, тыча пальцем во все, что видела по дороге, и вовлекая меня в «разговор». Скоро воркование сменилось словами и даже целыми предложениями. У нас была очаровательная маленькая девочка! Эйб стал проводить с ней больше времени, и мы казались образцовой американской семьей.

Осенью 1941 года Эйб решил записаться на вечерние курсы повышения квалификации. Получив диплом бухгалтера-счетовода, он смог бы найти более высокооплачиваемую работу. Я уверена, что это решение было также и следствием его вынужденного сидения дома по вечерам, но вышло все как нельзя лучше. К тому моменту, когда разбомбили Перл-Харбор и Америка вступила в войну, Эйб закончил курсы и получил хорошую работу на оборонном предприятии на другой стороне реки Гудзон, в штате Нью-Джерси. Таким образом, он даже не подлежал мобилизации.

В первые недели войны, когда многие были охвачены беспокойством и тревогой, мы отпраздновали свое первое семейное Рождество, и оно было очень счастливым. Мы купили большую елку, Мартин, Эйб и я ее украсили, и для всех были подарки. У меня в детстве никогда не было елки, но мне запомнилось одно Рождество во время Гражданской войны. Увлеченно занимаясь в Америке приготовлениями к празднику, я вспомнила маму и Аграфену, как они собрали ветки, обернули их зеленой бумагой и склеили, чтобы соорудить подобие рождественской елки. Они украсили ее цепями из разноцветной бумаги, золотая бумажная звезда сияла на верхушке, а в сочельник зажгли настоящие свечки, принесенные домой из церкви.