Михаил Ребров - Космические катастрофы. Странички из секретного досье

С расстояния 200 метров Стрекалов сделал засечку. Пот слепил, но он не отводил глаз от визира. Примерно на 140 метрах — вторая засечка. Получалось, что корабль и станция сблизились на 60 метров всего за 15 секунд. Сознание обожгло:

"Скорость слишком велика. Сейчас будет удар!"

— Володя! Ручку на тангаж вниз! — в один голос прокричали Серебров и Стрекалов…

— Самый трудный полет? — Он пожимает плечами. — На твоем месте я бы так вопрос не ставил. И вообще, послушай меня, трудный или легкий — все это относительно. Я не суеверный, но то, что не все у нас сложится, предчувствовал еще до старта…

"Он" — это Геннадий Стрекалов, 49-й космонавт России, 99-й — мира. На его счету пять полетов, хотя предстартовый отсчет прошел шесть раз. Летал на двух модификациях "Союза", американском корабле "Атлантис", работал на трех орбитальных станциях: "Салют-6", "Салют-7" и "Мир", переносился "птичьими перелетами" на Байконур и обратно, почти 270 суток провел вне Земли. Не раз хотел "переквалифицироваться в управдомы". Но все эти годы, начиная с 73-го, слышал будоражащий "зов звездной бездны" и откликался. Иначе не мог.

— А были полеты без приключений? — спросил его.

— Таких вообще не бывает. Хотя у каждого случалось свое… Этим признанием он как бы нарушил закон "настоящего времени": поведал о запретном прошлом, от которого остались неприятные и горькие воспоминания. Но из этого прошлого протянулись в настоящее живые нити.

Геннадий Стрекалов, Олег Макаров и Леонид Кизим

Повторю вкратце сюжет той драматической истории, которая произошла 26 сентября 1983 года. За несколько секунд до пуска заправленная ракета начала гореть. Взрыв грозил разметать все — и носитель, и стартовый комплекс, и корабль. Но экипажу повезло: в бункере успели нажать две заветные кнопки, и сработала система аварийного спасения. "Пороховики" отбросили корабль от пылающей ракеты. Не подвел и парашют. Так судьба подарила ему жизнь. Однако первое испытание было уготовано Геннадию пятью месяцами раньше.

… "Союз Т-8" стартовал 20 апреля. На борту трое: Владимир Титов, Геннадий Стрекалов и Александр Серебров. На втором витке начали тест "Иглы" — системы стыковки. Транспарант контроля не загорелся. Это означало, что головка самонаведения антенны, которая измеряет при сближении расстояние и скорость, не встала в замок, а заняла промежуточное положение. Вроде бы техническая мелочевка, но она перечеркивала все. В "Красной Книге" (так называют инструкцию, где перечислены действия экипажа в нештатных ситуациях) записано: "Стыковка не проводится". А это означало — "старт холостой", "пустышка", короткий полет туда и обратно. А деньги — на ветер! Горечь, обида, злость — все было. Окончательное решение ЦУП отложил до утра.

— Ночь прошла в мучительных поисках варианта, — рассказывал Геннадий. — И мы ломали голову, и операторы в ЦУПе, и I прочие службы, которые так или иначе причастны к программе полета. К утру нашли. Если определить вектор-состояние станции (есть такой термин у специалистов), то бортовая вычислительная машина, зная данные корабля, поможет определить дистанцию и скорость сближения. В первом же сеансе мы предложили управленцам рискнуть.

Несколько включений двигателя, и корабль оказался в полутора километрах от станции. "Салют-7" выглядел маленькой звездочкой. Дождались, когда вышли из тени Земли. Ведь для стыковки важно видеть контур "Салюта". Попробовали "загнать" станцию в сетку визира и по клеткам и размерам контура определять скорость схождения.

Начался томительный поединок трех надежд, тайная сила диктовала поступки, заставляла не думать ни о чем, кроме того, что они должны подвести корабль к станции. "Дергание" на глазок утомляло. Ошибка могла стать роковой. Наверное, кое-кому нужно было задуматься о соотношении целей и средств, о стоимости "свеч" этой игры. Наверное. Но этого не произошло. Возбужденные, взмокшие, они искали удачу. С расстояния 200 метров Стрекалов сделал засечку. Пот слепил, но он не отводил глаз от визира. Примерно на 140 метрах — вторая засечка. Получалось, что корабль и станция сблизились на 60 метров всего за 15 секунд. Сознание обожгло: "Скорость слишком велика. Сейчас будет удар!"

— Володя! Ручку на тангаж вниз! — в один голос прокричали Серебров и Стрекалов.

Нервы не выдержали? Нет. Это была трезвая оценка ситуации, без истерики, без паники. Ситуация, которая не нуждается в драматизировании. Она и без этого донельзя уныла. Такое можно представить только в прошедшем времени. Каждый их вздох, каждый удар их сердца мог быть последним.

Корабль поднырнул под станцию, чудом не зацепив ее. Трое не проронили ни слова, понимая, что судьба снова подарила им жизнь. А потом — досада и раздражение: повторно рискнуть им не дадут.

После возвращения на Землю, на разборе полета техническим руководством на них будут "катить бочку", утверждать, что скорость сближения была много меньше, что ее можно было погасить, что экипаж поторопился и прочее. Спас бортовой магнитофон. Пленка сохранила голоса, четко фиксирующие все их действия, все показания "клеточек", все замеры…

… 18-я Основная экспедиция была самой короткой из тех, что работали на "Мире". Но по сложности, по объему выполненных операций и по степени новизны она, пожалуй, стала одной из первых. Компанию Стрекалову составили подполковник Владимир Дежуров и американский астронавт Норман Тагард. Прибыв на орбитальный комплекс, экипажу пришлось заняться ремонтом. Ведь "Мир" заметно поизносился за добрый десяток лет. Уникальный "космический долгожитель" требовал и замены приборов, и перенастройки аппаратуры, и просто ликвидации поломок. Пытаясь добраться до аппаратуры, которая расположена за панелью, Геннадий чем-то проткнул костюм и наколол руку. Пустяковая царапина, но, как положено, протер спиртом, прижег йодом: "Завтра все пройдет".

Через два дня красная припухлость "поползла". В невесомости вообще все заживает плохо. В ЦУПе стали поговаривать о возвращении экспедиции на Землю, ибо в таком состоянии работать за пределами станции (а выходов в открытый космос по программе — четыре) нельзя. Стрекалов запротестовал: "Я себя лучше знаю. Дайте мне еше три дня". Возвращаться второй раз с полпути он не хотел. Старался не напрягать руку и вообще вести себя поспокойнее. Потом — усиленные занятия на мини-стадионе, чтобы восстановить форму. Земля дала "добро" на первый выход.

— Бездна открылась настораживающей глубиной. Мы передвигались почти безмолвно, чтобы не нарушать торжественную тишину космоса и величавое шествие чарующих видений, которые открывались нашему взору. Мы общались полунамеками, полужестами, короткими фразами. Порой достаточно было легкого движения рукой. Этому научили нас тренировки в гидробассейне…