Мирон Хергиани - Тигр скал. Мирон Хергиани

Вот наконец внизу показалась палатка вспомога­тельной группы. Они встречали нас. Наверное, и пере­считали, и поняли все: один... два... три... четыре... пять... а шестой? Где же шестой? — недоумевают внизу товарищи. Вот кто-то нервно расхаживает перед палат­ками. И другие засуетились, бегают туда-сюда... Вид лагеря приводит нас в какой-то экстаз. Начинает мере­щиться вода... пылающий костер... Языки пламени взвиваются кверху, осыпаются искрами. Мы протягиваем руки к огню, греем их... Увы, это лишь игра вообра­жения!.. Лагерь далеко от нас, очень далеко внизу, как на дне глубочайшей пропасти...

Размышления, размышления... Видения, полные искуса... Темнеет. Спускается ночь.

Все это, такое желанное, родное, теплое, уютное, ис­чезает из глаз, меркнет, поглощается ночной мглой. Между нами и товарищами внизу пролегает кромеш­ный мрак, между нами и нервно расхаживающим перед палаткой человеком, который — увы! — ничем не в силах нам помочь.

И опять мы остаемся одни. Ночь стала нашей власти­тельницей, ледяная, кромешная ночь Тянь-Шаня.

Снова начнется бред, начнутся крики и стоны, моль­бы: «Воды... скорее воды!» Снова будут терзать нас мысли о доме, о близких... И еще — о женщинах. Как знать — быть может, то будут последние наши мысли и мечты, последние желания, обращенные к этому миру...

ДЖУМБЕР КАХИАНИ:

14.18. Участок № 14. Восхождение начинаем в 6 ча­сов 45 минут. Так рано на трассу выходим впервые. Как человек, идущий в потемках, плотью чувствует прибли­жение стены, так и каждый из нас нутром, кожей чув­ствует возможную опасность, которую готовит нам крыша.

Талая вода крошечным ручейком бежит по крыше, каплет на затылок, стекает на шею, оттуда за шиворот, на грудь. Капли дождя — как тиканье часов: стучат, стучат, стучат...

Желоб, на который мы возлагали надежды, метров через двадцать развернулся в гладкую стену. Ушба обманула нас, и мы — словно птицы, которых прима­нили к ловушке обильно рассыпанным кормом. Нам не­обходимо было любыми силами вырваться из этой чер­товой ловушки.

Некоторое время мы упорно рассматриваем крышу. Вытянув шеи, молча изучаем ее, ищем ахиллесову пяту. Тщетно!

Погода странная. Туман поредел. Однако все равно метрах в двадцати ни черта не видно. Да, так и есть, через несколько минут на наши лица падают первые пушистые снежинки.

— Страховка на шлямбурных крючьях! Если где-нибудь обнаружится трещина, применяйте и скальные крючья! — командует Старший.

Всем ясно: он решил штурмовать карниз сам. Это смертельный риск.

Некоторое время мы молчим, в замешательстве переглядываемся...

А может, он шутит?

Нет, конечно, не шутит. Сейчас не до шуток.

— Двое идут вперед с помощью веревочных лест­ниц, бурят стену, когда они устанут, их сменят другие, тех, в свою очередь, сменит следующая пара... прой­дет — хорошо, а нет — так что ж...— говорит Шалва. Он окидывает нас растерянным взглядом и от бессиль­ной злости сплевывает сквозь зубы.

Всем ясно — Михаил идет на смертельный риск. Он решил один на один сразиться со стеной и ползком взобраться на крышу. Если сумеет — вся группа выйдет на спокойный предвершинный гребень и выиграет один рабочий день. А если нет?.. Все Львиное ущелье, все болельщики, где бы они ни были, затаив дыхание следят за нашей борьбой и ждут победы. А мы обманем их надежды, их веру... Нет, это совершенно невозможно! Как мы потом посмотрим в глаза односельчанам, товарищам, тбилисским коллегам...

Михаилу вспомнился в эти минуты Белый Старец. «Восходитель — это особый человек,— говорил Тэтнэ Аптол.— Охотник может возвратиться с охоты с пу­стыми руками, никто, кроме домашних, и знать того не будет. Восходитель не принадлежит себе, за свои по­беды и поражения он отвечает перед народом... За вос­ходителем по пятам следует опасность, опасность под­стерегает его на каждом шагу, и если в минуту испы­тания чувство в нем возьмет верх над разумом — он будет побежден...».

«Рассудительность, разумность...— думал Ми­хаил,— если бы здесь оказались Белый Старец или отец, что бы они посоветовали? С какой стороны, откуда атаковали бы они гранитную крышу? Может, и они, как Шалико и Михо, предпочли бы возвратиться обратно? Может, сейчас самое разумное — именно повернуть обратно? А что значит разумное? Пусть бы кто-нибудь объяснил мне, что разумно в этой ситуа­ции, сказал бы, как поступить, куда идти, в какую

сторону? Задний ум крепок, когда арба перевернется, легко рассуждать».

Есть такая притча или сказка: некто ехал верхом по горной тропинке. Вдруг конь под ним оступился и, свалившись в обрыв, убился насмерть. Всадник уцелел. Он отсек ногу у своего павшего  коня,  поднялся  на ту тропинку, приложил к ней копыто и говорит: «Эх, бедный  мой  скакун,  ведь  если  бы  ты  поставил  эту свою проклятую ногу поглубже на тропинку, не скатился бы с этой кручи и не отдал богу душу...» Но почему чутье не подсказало ему вовремя, куда и как направить коня? Почему сам он не натянул вовремя поводья?..

Пусть же скажет мне кто-нибудь, как поступить, пусть убедит в своей правоте, и я звука не издам против. Но кто придет сюда, чей голос достигнет этих диких круч! Пусть скажут товарищи. Я поверю им. Говорят, один ум хорошо, а два — лучше, а нас шестеро... Только бы не говорили об отступлении!..»

— Сперва попробуем шлямбурные крючья,— пред­лагает   Гиви.— Будем   идти   по-прежнему   связками, часто сменяя друг друга. Десяток крючьев вобью я...

— И я десять,— поддерживает его Шалва.

— Я   тоже   вобью   десять,— вступает   и   Джокиа.

— Попробуем на шлямбурных крючьях? — Михаил оглядел хмурые лица.— Поддастся этот чертов гранит?

«Видишь, как она сверкает? Будто затаила что-то недоброе...»— вспомнились Михаилу слова погибшего Мышляева. Они всплыли в памяти, как пузырьки всплы­вают на поверхность минерального источника.

— Поддастся! Конечно, поддастся! — в один голос отозвались все.

— Ну ладно, пусть так. Может, доберемся до края карниза, и то дело. А потом попытаемся ползком забраться на карниз...

Снова наступило молчание. С помощью шлямбуров они действительно как-нибудь доберутся до карниза, но дальше? Что дальше? Как вбивать крючья снизу вверх? Никто не сможет это сделать, никто на свете. А как они смогут переползти? Если невозможно вби­вать крючья, как же можно переползти? По лицу Ми­хаила нельзя определить, что он собирается делать, на что надеется, но если наши догадки верны, ведь это самоубийство! Он идет на самоубийство, думали то­варищи.

— Значит, так...— Михаил потер руки.— Наблю­дает за страховкой Джокиа. Остальные будут действо­вать сообразно с обстоятельствами. Сегодня наша штурмовая тактика несколько изменится...