Евгений Березняк - Я был «майором Вихрем». Воспоминания разведчика

…Потом они переслали меня в Рамбертов — лагерь для возвращаемых из Германии. Записали в транспортный список, посадили в эшелон. Мне удалось бежать. Вшивая, обмороженная, голодная, добиралась я до Вязьмы, к фронту, по снегам, по сугробам. Ползком. Фронт перейти не смогла. Поймал полевой жандарм. В районе Исаково, за Вязьмой. Но повесить меня не успели. В марте 1943 года фронт двинулся. Меня освободили.

Я сейчас инвалид войны. Ноги без пульсации, сердце больное. Я историк. Школу очень люблю, работу свою тоже. О себе ничего никому не говорю. Но меня угнетает, что я не могу поблагодарить польских своих друзей и спасителей.

Если будете в Польше, может, вы их встретите, а? Будьте любезны, поблагодарите за меня. Желаю вам счастья и семье вашей».

Какие только испытания не выпали на долю «Зои», так звали смелую разведчицу.

«Мне ничего не надо. Выполнила долг, и все, — пишет она в другом письме. — И учу ребят любить Родину. От души учу, с удовольствием».

…Живет в Одессе женщина. Сердце пошаливает. По ночам снятся лагерные кошмары. Знают ли ребята, кто, какой человек учит их любить Родину? Учит каждым прожитым днем, всей своей удивительной жизнью-подвигом.

Гроза, Комар, Груша и другие. Где же вы, друзья-однополчане?

Остается рассказать о том, как сложились судьбы моих боевых товарищей из группы «Голос». (И об этом меня часто спрашивают в письмах.)

Много лет мы почти ничего не знали друг о друге.

Только в 1963 году «Красная звезда» впервые назвала настоящие имена Комара, Грозы, Груши, Голоса. В 1964 году мы встретились втроем (без Груши — Аси Жуковой) в Кракове. А в полном составе участники разведгруппы «Голос» собрались в феврале 1966 года в Голубом зале «Комсомольской правды».

Гроза прилетел в Москву из родного Кировограда, откуда в свое время ушел добровольцем на фронт, где брал первые уроки подполья в годы оккупации, затем получил путевку в жизнь военного разведчика.

Теперь мы часто встречаемся. Алексей Трофимович Шаповалов — ответственный работник Кировоградского обкома КПУ. Годы уже приморозили его лихие кудри. Но в остальном время не властно над моим другом. По-прежнему артистичен, начинен идеями, и когда, как правило, без звонков и предупреждений неожиданно вваливается в нашу квартиру, все в ней — даже мебель, посуда, вещи — заражается его неистощимой энергией: стулья подпрыгивают, весело вызванивают стаканы. Алексей носится из комнаты в комнату, как огромная шаровая молния, на ходу выстреливая последние кировоградские новости, вспоминая какой-то смешной «краковский» случай или цитируя наизусть письма от Зайонцев.

Из Ялты на встречу в Москву примчалась Ася Жукова. За два с лишним десятилетия моя землячка успела осуществить свою заветную мечту: окончила Днепропетровский медицинский институт, полтора десятка лет проработала врачом на Крайнем Севере. К своей девичьей Ася прибавила — по мужу — столь прославленную в Грузии фамилию Церетели. Ася так и не могла привыкнуть к моему настоящему имени и в Москве называла меня, как и в Бескидах, дядей Васей.

Мы и теперь переписываемся. А недавно я увидел нашу Асю — спасибо магаданским кинодокументалистам — на экране.

Подвиг Груши продолжается в суровых условиях Севера. Бывшая военная радистка-разведчица на собачьих упряжках, вездеходах в любую погоду добирается к своим больным, по первому зову спешит на помощь к людям.

Ольга — Елизавета Яковлевна Вологодская — живет во Львове. Свою военную профессию Комар сменила на сугубо мирную. Работает по сей день техником-строителем.

Хотелось бы подробней рассказать о судьбах тех наших советских людей, которые пришли в группу «Голос» из лагерей смерти, из польских партизанских отрядов. Благодаря им, как уже известно читателям, нам удалось создать диверсионную группу, работу в тылу врага сочетать с разведкой боем, с весьма успешными диверсионными операциями.

Увы, за четверть века мне удалось выяснить немного.

Погиб Семен Ростопшин. До сих пор осталась неизвестной судьба нашего повара — башкира Гатаулина Абдуллы-Саши. Все еще не отозвались старший сержант Ильенко Дмитрий Макеевич — Митя-Цыган, белорус Заборонек Владимир Александрович, полтавчане Федорин Андрей Андреевич (Жених), Шиманский Павел Яковлевич, воентехник Смолич Константин Ефимович, харьковчанин Мирошников Николай Федорович, никогда, ни при каких обстоятельствах не унывающий Виктор Отченашев…

Я все еще надеюсь: живы. Все еще жду — отзовутся.

А пока из всей диверсионной группы откликнулся один лишь Близняков — тот самый, возглавивший похищение Курта Пекеля. Евсей и после войны остался разведчиком, правда, особого рода. О послевоенной своей деятельности он поведал мне в первом письме с той же лаконичностью, с какой составлял разведдонесения:

«С 14 мая 1945 года по 1 марта 1967 года работал в нефтяной промышленности объединения «Укрнефть» и газовой производственно-эксплуатационной промышленности треста «Львовгаз».

В 1956 году окончил Дрогобычский нефтяной техникум — по специальности техник-механик по оборудованию нефтяных и газовых промыслов. В настоящее время работаю инженером бурового оборудования и комплектации Мозырской конторы глубокого разведочного бурения треста «Белнефтегазразведка»».

Как видно из этих скупых строк, Евсей Никифорович после долгих лет скитаний возвратился в свою родную Беларусь. Недавно я гостил у него в Мозыре на улице Ветровой, 55.

Мне очень понравился тихий зеленый город на берегу Припяти — в самом сердце Полесья.

До революции нищих, убогих, малоземельных крестьян Полесья презрительно называли «палехами». Заштатный городок был известен историкам, пожалуй, только тем, что по его деревянным тротуарам в 1812 году шествовал со свитой император Наполеон.

Евсей Близняков с гордостью показывал мне свое хозяйство: архисовременное оборудование по нефтеразведке, «алмазные» буры, вгрызающиеся в скальную породу, как в масло, аккуратные конструкции вышек среди дремучих дубов и сосен.

…И была ночь на Припяти. Костер, бульба по-белорусски, с дымком и с золотой пеночкой уха, вкуснее которой нет на всем белом свете, грибы домашнего засола. Пахло винными яблоками, лозой, тонким ароматом разнотравья и луговых цветов.

Мы лежали у костра на свежескошенном сене. Вспоминали былое. Впрочем, больше молчали. Смотрели, слушали, как звезда с звездою говорит.

Вдруг за поворотом показались огоньки. Зеленые, красные. Из тьмы ночи выступили силуэты барж. И я услышал взволнованный, теплый голос Евсея: