Виктор Кондырев - Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг.

В Англии наша экспедиция вела себя как все – мы бродили по улицам, спотыкаясь от усталости, ели дорогущие и безвкусные бутерброды, толпились в очередях за входными билетами и активно покупали открытки, которые дома не знали куда девать. Мы были одеты как туристы, озабочены поиском достопримечательностей и необычных, как нам казалось, ракурсов. И даже пахли как туристы, несвеже. И тем не менее надменно отказывались считать себя туристами, вульгарными и суетливыми. Считали себя любознательными, приветливыми и просвещёнными гостями страны, выигрышно выделяющимися из этой толпы своим осмысленным видом.

– Смотрите, Виктор Платонович, на эту толпу япошек!

– Спасу от них нет, как от термитов! Туристы, что возьмёшь…

Были в Кембрижде, в гостях у некрасовской приятельницы Маши Слоним, она водила нас любоваться фламинго.

«Что может быть прекраснее английского парка?» – вопрошал как-то Некрасов в письме из Англии. Разве можно сравнить этот зеленый простор, говорил он, эти крохотные рощицы, чудесные кусты и пригорки с припомаженным французским парком, с его шпалерами деревьев, неуместными лабиринтами и монументальными фонтанами!

Вояж в Испанию

Поездка в Испанию летом 1978 года готовилась так же тщательно и суматошно, как путешествие к центру земли у Жюля Верна.

Идея поездки была выпестована мною. Год назад я съездил туда, в Севилью, по работе. И неимоверно влюбился в эту страну.

Невиданный и чарующий, хотя и начисто пустынный испанский пейзаж. Красного цвета поля, каменные холмики на межах, оливковые рощи, из марева над асфальтом внезапно возникающие встречные машины. Чёрные фанерные быки вдоль дороги – реклама малаги. Жарища почище, чем в Израиле.

– Представляете, Виктор Платонович, – взахлёб живописал я впечатления, – красная земля и синейшее небо! Матисс, и всё тут! Вы умрёте, увидев это! Давайте вместе в Испанию!

Вика был сразу же покорён.

– Над всей Испанией безоблачное небо! – вскричал он. – Что ты меня уговариваешь, я согласен! Едем, как получишь права и купишь машину!

Я сдал на водительские права с первого раза! Достойно кисти Цицерона, как говорил комендант нашего общежития.

Морковного цвета «ауди» поразила меня в самое сердце и даже глубже. В меру подержанная, надраенная, большая. Всем хороша, но с крупным изъяном – дорогая! Четырнадцать тысяч франков! Каравай не по рылу, в тоске слонялись мы с Милой вокруг этого шикарного ландолета, слишком дорого!

Деньги на покупку дал Виктор Платонович. Позвав в кабинет, торжественно вручил мне чек – на десять тысяч франков!

Через месяц начинался мой отпуск.

После подсчёта общих финансов выяснилась необходимость в неумолимой экономии. Решили в дороге жить артельно. Был закуплен дешёвый провиант, взята напрокат палатка, проложен маршрут. Мама с Джулькой ехать отказались, убоявшись аскетизма предстоявшей бродячей жизни. Впервые отправлявшаяся в заграничный вояж Мила взяла с собой все купленные за год носильные вещи, включая шарфы и шали, на всякий случай, если непогода, пояснила она. Получилось два огромных, как сундук с приданым, чемодана.

В багажник влезла треть из приготовленного снаряжения. Вике пришлось употребить бессердечный авторитет, приказав загружать лишь то, что поместится в машину после палатки и пакетов с консервами. Поместилось на удивление много. В общем, тронулись, держа на коленях большие коробки с испечёнными Милой на дорогу пирожками и сжимая ногами термосы с кофе.

Из экономии, избегая платных автострад, ехали по маленьким шоссейкам. В дороге у Некрасова раскрылся и пышно зацвёл талант штурмана. Держа на коленях дорожную карту, он безупречно довёл нашу экспедицию до Андорры.

Пикниковали и перекусывали на каких-то замызганных придорожных полянках. Виктор Платонович взбунтовался и настоял на покупке складного стола и стульев. Теперь на каждом привале мы раскладывали нашу мебель, комфортабельно садились у дороги, неторопливо подкреплялись и любовались ревущими грузовиками, проносившимися в двух метрах от нас. Вика победно поглядывал и помахивал ручкой сигналившим шофёрам, очень ему нравилось это дорожное братание.

После Андорры Виктор Платонович начал неистово мечтать о предстоящей встрече с несравненным архитектором Антонио Гауди и до самой Барселоны упивался предчувствием этого свидания. Мы тоже не скучали, дивились испанской жизни.

Боже, что случилось с Викой, когда он увидел собор Саграда Фамилия!

Арки-параболы, падающие опоры, зализанные своды – вся эта фантастическая, будто вылепленная в пластилине конструкция привела его в оцепенение. Он задрал голову и так оставался несколько минут, топчась и поворачиваясь на одном месте. Потом понёсся перебежками внутрь собора, фотографируя на ходу. Посмотрите на бетон, чуть ли не кричал В.П., сто лет назад никто ещё и не слышал о бетоне, в таком монолите он здесь применён впервые!

Перед стендом с подлинными листами проекта с ремарками и поправками рукой самого архитектора Вика начал просвещать нас насчёт истории строительства и судьбы самого Гауди. Вначале я был польщён его вниманием, но потом понял, что В.П. как бы забыл о нас и просто вещает, заливаясь восторгом. Говорил о поразительных архитектурных новшествах, тыча пальцем в план, а потом находя эти детали в натуре. И снова щёлкал фотоаппаратом, мечась по закоулкам, чтобы и фотографии были под стать собору – необычные и завораживающие. Впечатление было настолько всепоглощающим, что последующая наша экскурсия по парку Гуэль прошла, я бы сказал, без особого интереса. Полюбовались видом Барселоны с огромного криволинейного балкона, тоже придуманного Гауди, погладили рукой округлые формы с премножеством вмазанных в бетон осколков фаянсовых тарелок и пошли в порт, смотреть на памятник Колумба.

Поглазев по дороге на Гаудиев фонтан в виде трёх граций, мы прошвырнулись по бульвару Лас-Рамблас, заполненному толпой уличных музыкантов, артистов и фокусников. Под платанами вдоль бульвара стояли ресторанные столики, маня недоступной роскошью – тенью и прохладительными напитками. Мы чудно вписались в вереницу затурканных туристов, ошарашенно останавливавшихся перед сложенными в копны ворохами кожаных сумок, поясов, портсигаров, тапочек и шляп. Бронзовый Христофор Колумб брезгливо стоял посреди захламлённой портовой площади и старался не смотреть на сомнительной репутации кабачки, таверны и ночлежки.

Надо было думать, где остановиться на ночь. Несколько халуп-гостиниц, подходящих по цене, но без постельного белья и с уборными без дверей, Вика начисто отверг. Выбор остановили на заведении с виду почище и, пожалуй, классом повыше, о чём свидетельствовали три девочки, приветливо стоящие у входа.