Анатолий Левандовскнй - Максимилиан Робеспьер
В организации всех этих смелых актов Максимилиан Робеспьер принимал самое активное и непосредственное участие.
Наряду с Маратом, который также вошел в новый состав Коммуны, Робеспьер стал одним из наиболее влиятельных ее руководителей. Повседневно общаясь с рядовыми санкюлотами, усваивая их плебейские методы борьбы, Неподкупный отходил от своих прежних абстракций, лучше понимал живую действительность, становился подлинным революционером-практиком. Он много содействовал росту влияния и авторитета Коммуны.
Но, обладая авторитетом, Коммуна не располагала полнотой власти. Обстоятельства сложились так, что основная власть сосредоточилась в руках жирондистов.
Восстание 10 августа раздавило фельянов. Их вожди — Лафайет, Дюпор и другие бежали из Франции, чтобы пополнить ряды контрреволюционных эмигрантов. Однако место фельянов тотчас же заняли Бриссо и его друзья — все эти «государственные люди», как не без иронии окрестил их Марат.
В то время когда народ сражался на улицах и брал штурмом Тюильри, жирондисты, бывшие противниками переворота 10 августа, сумели его использовать, захватив министерские портфели и добившись своего преобладания сначала в Законодательном собрании, а затем и в Конвенте.
В результате в Париже установились две власти: буржуазные слои, представленные жирондистами, окопались в Ассамблее и действовали непосредственно через Исполнительный совет (совет министров); народные массы, сохранявшие в руках оружие, взятое 10 августа, группировались вокруг Якобинского клуба и революционной Коммуны.
Правительство жирондистов боялось и ненавидело Коммуну. Оно использовало каждый повод для того, чтобы подорвать ее авторитет. Всего через две недели после восстания Ассамблея поставила вопрос о роспуске Коммуны; был подготовлен соответствующий декрет, но утвердить его и привести в действие не рискнули. Опасаясь вооруженного народа, правительство не чувствовало также единства в собственной среде. Хотя министерство было в руках «государственных людей», самым влиятельным в нем оказался министр юстиции Жорж Дантон, полностью поддерживавший Коммуну и сыгравший одну из ведущих ролей в деле национальной обороны.
Борьба между Собранием и Коммуной отражала дальнейшее развитие противоречий, которые вполне обнаружились в предшествующий период и достигли предела в Конвенте. Это была борьба Горы и Жиронды.
Выборы в Национальный Конвент проходили в сложной обстановке. Париж, кровью своих сыновей завоевавший республику, отдавал голоса демократам-якобинцам. Первым депутатом столицы прошел Максимилиан Робеспьер. Вслед за ним наибольшим количеством голосов был избран Дантон. Париж избрал также Марата, Демулена, Лежандра, Билло-Варена, Колло д’Эрбуа, Огюстена Робеспьера, художника Давида. В числе имен видных якобинцев, избранных провинциальными департаментами, значились имена Кутона и Сен-Жюста. Однако провинция в отличие от столицы все еще находилась под влиянием демагогии жирондистов.
В особенности позиции жирондистов были сильны в западных, юго-западных и некоторых южных департаментах. Торговая и промышленная буржуазия юга и юго-запада возлагала все свои упования на «государственных людей». Вследствие этого в Конвент прошли не только все прежние жирондистские лидеры, но и ряд новых, в том числе соратник Робеспьера по Учредительному собранию Бюзо и марселец Барбару.
Якобинцы-демократы на первых же заседаниях Конвента заняли верхние скамьи амфитеатра. Вследствие этого их стали называть партией Горы (монтаньярами). Эта партия состояла из старых закаленных членов Общества друзей конституции и тех, кто по пути борьбы шел под их знаменем. С социальной точки зрения якобинский блок Конвента был довольно пестрым. В состав монтаньяров входили представители средней и мелкой буржуазии, крестьянства, малоимущего люда города и деревни. Все эти разнородные слои не получили еще полного удовлетворения своих требований в ходе революции и поэтому стремились не только закрепить ее успехи, но и развивать ее дальше, вширь и вглубь.
Жиронда была значительно более однородной. Представляя крупнособственнические слои, жирондисты боялись возрастающего влияния демократов и больше всего желали, как некогда конституционалисты и фельяны, преградить путь дальнейшему развитию революции. Численно они преобладали над монтаньярами, располагая ста шестьюдесятью пятью депутатскими мандатами против неполных ста, имевшихся в распоряжении их противников. Поначалу жирондисты увлекли за собой и ту аморфную, но многочисленную группу (их было около пятисот человек), которая получила характерное прозвище «болота» или «брюха».
Среди депутатов «болота» попадались незаурядные люди, вроде аббата Сиейса, проявившего себя в годы Учредительного собрания. Но подавляющее число «болотных жаб» были просто дельцами, ловкачами, стремившимися использовать самоотверженную борьбу народа в личных целях. Политические обыватели, больше всего дрожавшие за свою шкуру, «жабы», каждый раз пристраивались к наиболее сильной партии и ждали своего часа.
Конвент открыл заседания 21 сентября 1792 года. День этот был объявлен первой датой новой эры — эры республики.
Учитывая сложность внутреннего и внешнего положения страны, вожди монтаньяров не хотели сразу же возобновлять борьбу. Напротив, жирондисты, исходя из преимуществ своего формального большинства и зная, что за ними пойдет послушное «болото», первыми ринулись в атаку. Еще 15 сентября одна из жирондистских газет назвала якобинцев «остервенелой шайкой, которая не блещет ни талантами, ни заслугами, но, одинаково ловко владея и кинжалом мести и стилетом клеветы, хочет добиться господства путем террора». Вождям монтаньяров было брошено в лицо обвинение в том, что они якобы спровоцировали «сентябрьские убийства»[32], хотя ранее сами жирондисты одобряли этот акт народного правосудия. Робеспьера, Дантона и Марата называли дезорганизаторами, приписывая им стремление учредить триумвират, диктующий свою волю Конвенту и стране.
Вместе с тем, боясь и ненавидя основной оплот монтаньяров — трудящееся население Парижа, вожаки Жиронды продолжали подкапываться под Коммуну. Вопя о тирании Коммуны, они потребовали для себя «департаментской стражи» — специальных вооруженных сил из провинции, которые они хотели противопоставить революционному Парижу. И вот по улицам столицы уже расхаживают жирные молодчики, оглашая воздух криками: «На гильотину Марата, Дантона и Робеспьера! Да здравствует Ролан!»
Монтаньяры вынуждены были ответить. Не располагая большинством в Конвенте, но уверенно опираясь на Коммуну, первый бой они дали в стенах Якобинского клуба. 10 октября после бурных дебатов из клуба был исключен Бриссо. Затем клуб покинули и другие жирондисты.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});