Жан Тюлар - Наполеон, или Миф о «спасителе»

Сенатус-консульт, принятый 4 августа 1802 года по итогам плебисцита, внес изменения в систему государственного устройства, узаконенную Конституцией VIII года. Он существенно укрепил власть Первого Консула, получившего право представлять сенату своего преемника, что явилось важным шагом к восстановлению наследственного принципа. Первый Консул наделялся также правом заключать мирные и союзнические договоры, отменять смертные приговоры суда, назначать двух других консулов. Реформа облагодетельствовала и сенат. Взамен утраченной прерогативы назначать консулов он посредством сенатус-консульта (принимаемого двумя третями присутствующих) решал вопросы, «не оговоренные конституцией, однако важные для ее успешного функционирования», разъяснял «смысл допускающих разноречивое толкование статей» и, наконец, относительным большинством мог вотировать чрезвычайные меры: ограничивать индивидуальные свободы, приостанавливать деятельность суда присяжных, распускать Законодательный корпус и Трибунат. Однако большая власть даровалась сенату в обмен на послушание: хотя его состав по-прежнему формировался посредством кооптации, Первый Консул мог довести его численность до ста двадцати членов, назначая «в обход представлений избирательных коллегий департаментов граждан, отличившихся своими талантами и заслугами». Наряду с этим в распоряжении Первого Консула имелись возможности подкупа, полученные им не только в результате отмены положения о недопустимости совмещения должностей, которое во фримере VIII года отстранило сенаторов от всех других форм общественной деятельности, но и благодаря праву наделять сенаторов земельными угодьями, к которым прилагались комфортабельное жилье и доход от 20 до 25 тысяч франков. Таким образом, сенат становился первой властной структурой государства. Однако на деле «сенат, — как конфиденциально заметил Бонапарт своему брату Жозефу, — обрел свой вес в обмен на послушание правительству. Ему суждено было стать собранием пожилых изношенных людей, неспособных оказывать сопротивление энергичному консулу».

Остальные законодательные собрания, напротив, утратили изрядную долю своих полномочий. Законодательный корпус перестал регулярно собираться на сессии. Численность Трибуната сократилась до пятидесяти членов, а Государственный совет на глазах вырождался в заурядное административное учреждение. Списки выборщиков сменились кантональными, окружными и департаментскими избирательными коллегиями. Кантональное собрание, состоящее из всех жителей кантона, выдвигало своих представителей в муниципальные советы и мировые суды. Список этих представителей в количестве ста человек составлял префект, внося в него дополнительные кандидатуры. Кантональное собрание выдвигало членов окружной и департаментской коллегий избирателей. Члены департаментской коллегии рекрутировались из списка, включающего шестьсот человек, плюс дополнительные кандидатуры. Окружные коллегии выдвигали по одной кандидатуре на вакантные места в Трибунате и Законодательном корпусе. Департаментские коллегии — по одной — в Законодательный корпус и сенат. Этот возврат к системе пропорционального представительства через депутатов местных коллегий, несмотря на сохранившийся избирательный ценз, по видимости, представлял собою более совершенный тип законодательной власти. Однако на практике Первый Консул лично контролировал все выдвижения, назначал председателей избирательных коллегий и мог по своему усмотрению включать дополнительно десять кандидатур в каждую окружную и двадцать — в каждую департаментскую коллегию. Летом X года произошел переход от брюмерианской, еще вполне республиканской формы правления, к деспотической, которой недоставало лишь титула монарха или императора.

Вот как выглядит в рассказе Тибодо прибытие Бонапарта в сенат 9 фрюктидора X года: «Тогда он впервые блеснул перед публикой всеми атрибутами своей верховной власти. С раннего утра мосты и улицы, по которым ему предстояло проследовать, были взяты под охрану. От Тюильри до Люксембургского дворца войска образовали двойной заслон. Первый Консул ехал в карете, запряженной восьмеркой лошадей. За ним следовали шесть правительственных карет со вторым и третьим консулами, министрами и ораторами Государственного совета, и все это в сопровождении многочисленного и великолепного эскорта адъютантов, гвардейских генералов, генеральных инспекторов всех родов войск. Депутация из десяти сенаторов вышла встречать его у подножия лестницы». Как мало похож он здесь на брюмерианского консула! Теперь это уже самый настоящий монарх, направляющийся во дворец. Вновь появляются ливреи, исчезает из обихода обращение на «ты». Возобновляются официальные церемонии, дворцовая охота, мессы в Сен-Клу. Растет численность консульской гвардии. В придворной жизни все еще преобладает военный стиль, однако в окружении Жозефины, удостоившейся в 1802 году официального титула, мелькают имена с дворянской частицей «де» (мадам де Ремюза, де Лористон, де Талуэ, де Люсе). Все более выверенный этикет и придворные наряды предвещают возрождение монархических форм жизни, а в законах, принятых в X году, уже просматривается будущая социальная политика Империи. Ширится поток возвращающихся эмигрантов, и восстановление престижа дворянства как бы находит свое выражение в учреждении ордена Почетного легиона. Правда, потребовалось три заседания Государственного совета, чтобы декрет о нем был принят с незначительным перевесом голосов (14 против 10). В Трибунате и Законодательном корпусе он прошел с большим трудом, натолкнувшись на ожесточенное сопротивление. Орден был учрежден с целью поощрения военных и гражданских лиц, оказавших значительные услуги Республике. На смену вручавшемуся прежде именному оружию пришел иерархически организованный орден, включавший в себя шестнадцать когорт, и административный совет во главе с гроссмейстером. Предполагалось, что его материальную основу составят поместья из еще не распроданного национального имущества[14]. Хотя члены нового ордена и обязаны были присягать на борьбу с любыми попытками реставрации феодализма и его общественно-политических институтов, часть брюмерианцев усмотрела в этом авангарде нового патрициата предательство Бонапартом идеалов Республики. 28 флореаля X года (18 мая 1802 года) в своем выступлении перед Трибунатом Савуа-Роллен подверг проект декрета резкой критике: «Учреждение этого ордена в буквальном смысле подрывает основы Конституции». И уточнил: «Соглашаясь на него, вы узакониваете патрициат, который со временем навяжет вам восстановление потомственного и служилого дворянства». Шовлен, в свою очередь, изобличал орден, опутавший своими когортами всю Францию. Иерархия ордена, включающая соподчиненные и смежные структуры, приведет к возникновению могущественной организации, чреватой возвратом к «корпоративному духу, извращающему самые глубокие мысли и искажающему самые благородные побуждения». В итоге Трибунат одобрил проект лишь 56 голосами против 36. На следующий день Законодательный корпус после довольно яростных по тем временам дебатов все-таки одобрил проект 166 голосами против 110.