Вячеслав Лебедев - Фрунзе

Скрипели по снегу кованые сапоги, оркестр слаженно гремел медью труб. Алое шелковое знамя развевалось на февральском ветру.

— Здравствуйте, дорогие товарищи! — приветствовал их Фрунзе. — С прибытием поздравляю!

— Товарищу Арсению ура! — дружно ответил полк на приветствие командарма.

Приведя в боеспособное состояние части на уральско-деркульском участке фронта, Фрунзе вернулся в Самару и издал приказ по армии.

«…Наша армия, призванная решать великие задачи, возлагаемые на нее Рабоче-Крестьянским правительством, должна являться грозной силой для всех врагов трудящегося населения, а это может быть достижимо лишь при том условии, если все части армии будут спаяны железной дисциплиной.

…Объявляю, что всякое нарушение долга службы и дисциплины впредь, после опубликования настоящего приказа, будет мною рассматриваться не иначе, как злостное и сознательное преступление и как таковое будет мною беспощадно караться».

Фрунзе телеграфировал Я. М. Свердлову: «Прибыл лично в расположение армии, ознакомился с составом и настроением, а равно с командным составом и политработниками. Требуются большие персональные изменения. Необходимо тщательное расследование всей деятельности не только мятежных частей, но и всего руководящего персонала армии. В ближайшие недели, думаю, что Уральская область будет воссоединена с Советской Россией. Примерно через две недели крайне желательна присылка комиссии из центра».

В штабе армии было кое-что новое. Членом Реввоенсовета вместо погибшего Линдова был снова назначен уже бывший некоторое время таковым ранее председатель Самарского губисполкома Валериан Владимирович Куйбышев — высокий худощавый человек с глубоко сидящими задумчивыми глазами и с большой шапкой непокорных волос.

Фрунзе немало слыхал о Валериане Куйбышеве как о крепком большевике. Ссылку в Сибири они отбывали неподалеку друг от друга. Манзурка отстояла километров на сорок от села Качуг, где был на поселении В. В. Куйбышев. В борьбе за Волгу, за Симбирск и Самару летом и осенью минувшего 1918 года Куйбышев проявил себя выдающимся большевистским руководителем.

— Очень, очень рад, Валериан Владимирович, вашему назначению, — говорил Фрунзе.

Затем перешли к делам армии.

— Армия растянута на огромном фронте, командиров хороших мало. Задача армии — обеспечить пути, ведущие с юга и юго-востока на участок Волга — Саратов — Сызрань. Обеспечить пути… — повторил Фрунзе. — Ведь это же оборона, а я думаю, что нам надо наступать, Валериан Владимирович. В этом залог победы. А побеждать надо скорее и побеждать так, чтобы уничтожить у противника самое главное— живую силу. А уничтожим живую силу — и территория будет наша. Нам надо создать группу из двух-трех армий, — задумчиво продолжал Фрунзе, — да по-настоящему и ударить по врагу, предупредить его наступление, к которому он, несомненно, готовится.

— Правильно, правильно, Михаил Васильевич, — соглашался Куйбышев, — будем действовать и действовать решительно, если понадобится, непосредственно через Ильича.

— Да, знаете, Валериан Владимирович, — вдруг вспомнил Фрунзе, — во время своей поездки я на каждом шагу слышал: «Чапаев, Чапаев». И крестьяне, и красноармейцы, и казаки — все толковали наперебой о Чапаеве. Куда, дескать, делся, почему не воюет… Я навел справки, оказалось, герой Чапаев, бывший командир Николаевской дивизии, гроза белых, послан в Москву, в Академию генерального штаба, учиться… А бойцы, которыми он командовал, буквально плачут о нем: «Драться разучиваемся без Чапаева…»

Куйбышев задумался.

— Совершенно верно. Совсем незачем было именно сейчас отправлять Чапаева в Академию, — сказал он. — Поучиться он еще успеет, а время не ждет. Умеет бить белых, пользуется авторитетом, любовью— значит, самое здесь ему место в эту горячую пору!

Через несколько дней после этого разговора, разбирая документы, оставшиеся после Линдова, Фрунзе нашел нераспечатанный пакет, видимо уже не заставший погибшего члена РВС. Командарм вскрыл его, бегло пробежал глазами, потом вслух прочел Куйбышеву:

— «Многоуважаемому товарищу Линдову.

Прошу Вас покорно отозвать меня в штаб 4-й армии на какую-нибудь должность командиром или комиссаром в любой полк. Преподавание в академии мне не приносит никакой пользы, что преподают, я это прошел на практике… Вы знаете, что я нуждаюсь в общем образовательном цензе, который здесь я не получаю, и томиться понапрасну в стенах я не согласен… Прошу еще покорно не морить меня в такой неволе… Я хочу работать и помогать вам… Так будьте любезны, выведите меня из этих каменных стен.

Уважающий Вас Чапаев».

— Как, выведем Василия Чапаева из каменных стен, Валериан Владимирович? — спросил Фрунзе.

— Обязательно выведем, — улыбаясь, в свою очередь, подтвердил Куйбышев. — Чапаев словно читал наши мысли.

Но уже через несколько дней, входя в штаб армии, Фрунзе заметил сидящего в приемной человека в белой папахе с красным донышком, обычной у уральцев. Фрунзе не обратил на посетителя особого внимания и прошел к себе в кабинет.

Человек в белой папахе вскочил с табурета и бросился к адъютанту:

— Кто это прошел? Командарм Фрунзе?

— Да, он, — ответил адъютант и не успел опомниться, как человек в папахе был уже в кабинете командующего армией.

Вытянувшись в струнку и приложив руку по всем правилам к папахе, он отрапортовал:

— Имею честь явиться… Бывший начдив, командовал Николаевской дивизией… Василий Чапаев…

Фрунзе тоже поднялся, приветствуя героя.

— Здравствуйте, товарищ Чапаев. Рад вас видеть… Ну, так как же каменные стены? — спросил он, посмеиваясь. — Не удержали они вас?

— Трудно мне в академии, товарищ командующий… — смущенно и откровенно ответил Чапаев. — Невмоготу стало… Все мои ребята, выкормыши мои, которых я боевому искусству обучал, с врагами Советской республики здесь дерутся. А я, их командир, сам вроде как за партой оказался, на положении ученика… Учат, конечно, неплохо — военной топографии, фортификации, стратегии, тактике, тому подобное… Но вот как-то спрашивает меня профессор: «Где река Неман течет и какое она имеет историческое значение?» Подумал я недолго, да и ляпнул: «Где Неман течет, — отвечаю, — это я знаю. На этой реке я три года немцев бил в первую мировую да два Георгия получил, а вот знаете ли вы, товарищ профессор, где река Солянка протекает?» Он так на меня и уставился… А я дальше: «Не знаете, — говорю, — товарищ профессор? Очень жалко. На этой, — говорю, — самой реке Солянке сейчас весьма серьезные события происходят… Красная Армия здорово, — говорю, — бьет белых на этой самой Солянке».