Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

Примерно в это же время чекисты дали ещё одно «добро» – по рекомендации самого Феликса Дзержинского Яков Блюмкин поступил учиться в Академию генерального штаба РККА (на факультет Востока).

Изменилась жизнь и Алексея Максимовича Горького. В 1918-ом чекисты арестовали британского дипломата Роберта Брюса Локкарта, обвинив его в том, что он участвовал в «заговоре послов», который был направлен против страны Советов. Вместе с Локкартом была задержана и помещена в одну из камер Лубянки его возлюбленная, некая Мария Игнатьевна Бенкендорф (Закревская). Она помогала британцу в его антибольшевистской деятельности. Локкарта из России выслали. А Марию Бенкендорф-Закревскую освободил Яков Христофорович Петерс, заместитель главы ВЧК. Освободил с условием: беспрекословно выполнять любые приказы чекистов.

Марию Игнатьевну устроили в издательство «Всемирная литература» на скромную секретарскую должность. Корней Чуковский (кстати, работавший тогда переводчиком в британском посольстве) познакомил её с Горьким, описав в дневнике редакционное заседание, состоявшееся сразу после этого их знакомства:

«Как ни странно, Горький хоть и не говорил ни слова ей, но всё говорил для неё, распустил весь павлиний хвост. Был очень остроумен, словоохотлив, блестящ, как гимназист на балу».

Не удивительно, что Алексей Максимович вскоре предложил Закревской стать его литературным секретарём. Она согласилась и переехала жить в его квартиру. Вскоре у них начался роман.

Когда об этом узнала Мария Фёдоровна Андреева, гражданская жена всемирно известного писателя, она тут же оставила его квартиру. Правда, много лет спустя призналась:

«Я была неправа, что покинула Горького. Я поступила, как женщина, а надо было поступить иначе: это всё-таки был Горький».

Напомнил о себе и Нестор Махно – 5 августа 1919 года он издал приказ, который гласил:

«Каждый революционный повстанец должен помнить, что как его личными, так и общественными врагами являются лица богатого буржуазного класса, независимо от того, русские ли они, евреи, украинцы и т. д. Врагами трудового класса являются также те, кто охраняет несправедливый буржуазный порядок, т. е. советские комиссары, члены карательных отрядов, чрезвычайных комиссий, разъезжающие по городам и сёлам и истязающие трудовой народ, не желающий подчиняться их произвольной диктатуре. Представителей таких карательных органов, чрезвычайных комиссий и других органов народного порабощения и угнетения каждый повстанец обязан задерживать и препровождать в штаб армии, а при сопротивлении – расстреливать на месте».

Этот приказ вызвал ещё большее раздражение большевистских вождей, и на поимку батьки Махно были посланы части Красной армии. Однако при первом удобном случае красноармейцы переходили на сторону анархистского атамана и вступали в ряды его повстанческого воинства, которое сражалось с белыми и с красными, и вместе с гуляйпольцами распевали песню, сложенную на слова их отважного комдива:

«У меня одна забота,Нет важней её забот.Кони вёрсты рвут намётом,Косит белых пулемёт.

Только радуюсь убойнойСиле моего дружка.Видеть я могу спокойноТолько мёртвого врага».

Нередко батька Махно сам водил свою конницу в атаки.

9 августа 1919 года польские войска заняли столицу Белоруссии, и в Минск прибыл сам Юзеф Пилсудский.

А шагавший в это время по Москве Маяковский неожиданно увидел…

То, что попало на глаза нашему герою, заслуживает отдельного рассказа.

Часть вторая

Хождение в чекисты

Глава первая

Рисующий плакаты

Телеграфное Агентство

В самом конце лета 1919 года Владимир Маяковский увидел плакат, который был вывешен неподалёку от его дома в Лубянском проезде – в витрине бывшего магазина Абрикосова. Плакат поэта заинтересовал. И привёл в Российское Телеграфное Агентство (РОСТА), которым руководил его знакомец по работе в газете «Новая жизнь» – Платон Михайлович Лебедев, подписывавший свои статьи партийным псевдонимом Керженцев. О том, как всё это происходило, сам Владимир Владимирович рассказывал так:

«… я увидел на углу Кузнецкого и Петровки… первый вывешенный двухметровый плакат. Немедленно обратился к заву РОСТОЙ, тов. Керженцеву, который свёл меня с М.М. Черемных, одним из лучших работников этого дела.

Второе окно мы делали вместе».

Виктор Шкловский:

«Художник Черемных умел настраивать башенные часы.

Он наладил кремлёвские куранты.

Вот этот художник начал делать от руки окна РОСТА.

Наступал Деникин. Нужно было, чтобы улица не молчала. Окна магазинов были слепы и пусты. В них надо было вытаращить мысль. Первое «Окно сатиры» было вывешено на Тверской улице в августе 1919 года. Через месяц работать начал Маяковский».

Так о приобщении Маяковского к РОСТА писали практически все маяковсковеды. Но не будем забывать, что финансовым директором Российского телеграфного агентства (а пост этот весьма солидный) был тогда Лев Гринкруг, давний приятель Лили Брик, Осипа Брика и Владимира Маяковского. Наверняка именно он и порекомендовал безработному поэту (и художнику) попробовать себя в «Окнах сатиры» в качестве рисовальщика. И представил своего друга Керженцеву. Вот почему Маяковского сразу же подключили к художнику Черемныху.

Сам Михаил Михайлович Черемных (он был старше Маяковского всего на полгода) писал:

«Знакомство моё с Маяковским произошло в Школе живописи, ваяния и зодчества в фигурном классе…

Вторично познакомился я с Маяковским в 1919 году… потому что Маяковский меня не узнал».

Сатирические плакаты, по словам Черемныха, делались следующим образом:

«Приходили телеграммы, их приносили Маяковскому, он выбирал самые нужные, намечал темы, писал текст, раздавал работу нам. Готовые "Окна "утверждал лично Керженцев (зав. РОСТА)».

Лили Брик:

«… вместо одного фельетона или стихотворения и иллюстраций к ним, как делали раньше, стали делать на каждом плакате по нескольку рисунков и с подписями.

Производство разрасталось… За два с половиной года открыли отделения во многих городах».

Маяковский в РОСТА. Москва, 1919 г. Слева направо, стоят: М.М. Черемных, И А. Малютин, Соколовский; сидит: В.В. Маяковский.

Производство плакатов РОСТА (рисунки и подписи к ним) было налажено очень быстро. Наступавший на Москву Деникин сразу же был высмеян двустишием из «Советской азбуки» Маяковского, подкреплённым соответствующим шаржем: