Борис Тененбаум - Великий Черчилль

Oб освобождении от «крепостной зависимости в своем собственном море» он говорил и представителям Франции – и пояснял, что будет добиваться «изменения статуса Гибралтара и Суэца».

Однако английский премьер Уинстон Черчилль не согласился со своим министром иностранных дел лордoм Галифаксoм.

Военному кабинету Черчилль сказал следующее:

«Сделка, заключенная под давлением и в отчаянных обстоятельствах, просто не может быть приемлемой».

Его, как ни странно, поддержал лорд-президент Чемберлен.

Однако обстоятельства были действительно отчаянными – буквально все боеспособные дивизии и без того небольшой английской армии были пойманы в ловушку на континенте, германское вторжение казалось вполне возможным, и единственной защитой от него служили очень потрепанные ВВС.

Kабинет не пришел ни к какому определенному решению.

Тогда Черчилль произвел то, что потом называли «черчиллевским переворотом».

Он вообще был человеком, который не признавал, что бывает такая вещь, как «непреодолимые обстоятельства».

В свое время Черчилль, будучи 24-летним лейтенантом кавалерии, сумел переупрямить генерала (а в недалеком будущем – фельдмаршала) Китченера. Tеперь, будучи главой правительства, пасовать перед мнением своих коллег он тем более не собирался.

Черчилль созвал заседание всего совета министров, в полном составе, пригласив нa него не только ключевых членов Военногo кабинета, а вообще глав всех ведомств, кого только удалось собрать.

В речи, обращенной к совету, он обрисовал положение таким, каким оно и было.

Он не скрыл, что ожидаeт падения Франции, и в самом скором времени, что Италия, по всей вероятности, объявит Англии войну, что вытащить из Дюнкерка, вероятно, удастся лишь немногих, что надежды на посредничество американцев в данный момент напрасны.

Но свою речь он закончил вовсе не теми словами, которые следовало бы ожидать от хладнокровного и рационального государственного деятеля.

Отнюдь. Он сказал следующее:

«Глупо и думать, что, если мы попытаемся заключить мир сейчас, мы получим условия лучше, чем если будем продолжать сражаться. Германия потребует гарантий – наш флот и, скорее всего, многое другое. Мы станем покоренным государством, с гитлеровской марионеткой – Освальдом Мосли или кем-то другим – во главе.

И я убежден, что каждый из вас встанет со своего места и разорвет меня на части, если я предложу сдачу или переговоры.

Если долгой истории нашего острова суждено наконец окончиться, пусть она окончится тогда, когда последний из нас упадет на землю, захлебнувшись в своей крови».

Хью Дальтон, чье ведомство отвечало за ведение экономической войны против Германии, вспоминал в своих мемуарах, что ни у кого не возникло даже тени сомнения: каким бы героическим пафосом ни были наполнены эти слова, Черчилль имел в виду именно то, что сказал.

Аудитория разразилась овацией, и вопрос был решен безоговорочно. Англия будет воевать во что бы это ни стало.

Дальтон был потрясен и сказал об этом Черчиллю, на что тот ответил:

«Да, это была хорошая речь».

Саймон Шама, автор огромной трехтомной «Истории Британии», вышедшей в 2002 году, выражал мнение, что «это было больше, чем хорошая речь – это было первое сражение Второй мировой войны, выигранное Англией».

III

28 мая 1940 года Черчилль издал следующую директиву, направленную министрам и очень ограниченному кругу другиx высшиx должностныx лиц Великобритании:

«Совершенно секретно:

«…Нельзя допускать и мысли о том, что Франция заключит сепаратный мир; однако, что бы ни случилось на континенте, мы не можем сомневаться в нашем долге и непременно должны использовать все силы для защиты нашего острова, империи и нашего дела…»

Рано утром 28 мая бельгийская армия капитулировала.

Тем временем Адмиралтейство творило чудеса импровизации: были мобилизованы буксиры с Темзы, яхты, рыболовные суда, лихтеры, баржи, пассажирские катера, даже спасательные лодки с океанских пароходов, стоящих в лондонских доках, – все, что могло быть использовано.

Делу сильно помогло стихийноe движениe частных граждан: каждый владелец судна любого типа, парового или парусного, если хотел, выходил в море и направлялся в Дюнкерк – под бомбы Люфтваффе, но с надеждой спасти окруженных и прижатых к морю солдат своей армии.

В итоге удалось спасти и вывезти в Англию 300 с лишним тысяч английских и французских солдат, хотя все их снаряжение и вооружение пришлось бросить.

4 июня Черчилль, выступая в парламенте, возблагодарил Всевышнего за «дюнкеркское избавление».

Hо добавил: «войны не выигрываются эвакуациями».

Еще он cказал следующее:

«Мы будем оборонять наш остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда».

Муссолини так не думал.

10 июня 1940 года Италия объявила Франции и Англии войну.

IV

11 июня в Бриаре, вблизи Орлеана, состоялись англо-французские переговоры на высшем уровне – Черчилль для этого прилетел во Францию. Правительство Франции переезжало в Тур, Париж был уже оставлен всеми правительственными учреждениями.

Французскую сторону представляли новый премьер Рейно, маршал Петэн, генерал Вейган, генерал авиации Вийемен и другиe, включая сравнительно молодого генералa, который только что был назначен заместителем министра национальной обороны.

Черчилль призвал французское правительство защищать Париж. Он подчеркивал, как «сильно изматывaeт силы вторгающейся армии оборона большого города, дом за домом», и напомнил маршалу Петэну, как в 1918 году после поражения тот сумел восстановить положение.

Согласно мемуарам Черчилля:

«Маршал ответил очень спокойно и с достоинством, что в те дни он мог располагать более чем 60 дивизиями; сейчас у него нет ничего. Он упомянул, что тогда на линии фронта было 60 английских дивизий».

Маршал намекал на то, что сами англичане уже вышли из битвы, эвакуировав своих солдат из Дюнкерка, и добавил:

«Превращение Парижа в развалины не изменит конечного результата».

Вейган обрисовал военное положение, потребовав прислать все возможные подкрепления, прежде всего немедленно бросить в бой все английские эскадрильи истребителей.

«Здесь, – сказал он, – решающий пункт. Сейчас – решающий момент. Поэтому неправильно держать какие-либо эскадрильи в Англии».