Взрослых не бывает и другие вещи, которые я смогла понять только после сорока - Памела Друкерман

С самого раннего возраста детей учат замечать все неожиданное, парадоксальное. Я убедилась в том, что мой младший сын – настоящий француз, после того как в ответ на мою настоятельную просьбу надеть куртку он повернулся ко мне и спокойно сказал: «Мама, мне нравится, когда мне немножко холодно». В свое время мой старший сын заявил, что больше не хочет сидеть на высоком стульчике потому, что «он, конечно, удобный, но слишком детский».

Парижане отличаются особой остротой взгляда, к которой я не привыкла. Складывается впечатление, что в повседневной жизни они постоянно заняты визуальным анализом. В багетной мастерской, куда я принесла постер, продавец подробно рассказал мне, как он будет выглядеть в каждой из имеющихся у него в наличии рамок. Продавец в бутике никогда не скажет вам «Прелестно» или «Снимите!» – подобные комментарии я постоянно слышала в Америке. Здесь мне могут сказать, что свитер определенного цвета на мне «светится»; одна красная сумочка выглядит «интереснее», чем другая, потому что в ней больше синего; пара бежевых босоножек «конфликтует» с моей кожей (так оно и есть, но мне это никогда не приходило в голову), а очки, которые я примеряю, «съедают» мое лицо. Вообще-то здесь никто не говорит про вещь, что в ней есть je ne sais quoi (некая неопределенная изюминка). Это слишком расплывчатое определение.

Взрослые французы, описывая свою жизнь в обществе, часто делают это с литературной точностью. Я привыкла читать интервью с американскими знаменитостями, в которых они рассказывают, как много и тяжело работают и как они преданы своим детям. Французские актрисы почти никогда не упоминают ни о своей работе, ни о своих детях – они рассказывают о том, как научились понимать себя и что им ради этого пришлось сделать.

Особенно это касается звезд, которым за 40. Шарлотта Генсбур, переехавшая из Парижа в Нью-Йорк, подробно рассказывала в интервью о себе и своей жизни: «У меня трудный характер. Не думаю, что я открытый и очень общительный человек».

Генсбур, которой в то время исполнилось 45 лет, призналась, что не завела в Америке новых друзей, но у нее и в Париже их было немного, потому что, по ее словам, она «от природы не слишком жизнерадостная личность». Она предпочитает проводить время в одиночестве, гуляя по Нью-Йорку. «Мне нравится собственная нестабильность», – добавила она.

Для американского читателя это звучит мрачно, но во французском контексте воспринимается как свидетельство большого масштаба личности. Ее слова доказывают, что Генсбур ясно понимает, кто она такая, и выстраивает свою жизнь в соответствии с этим пониманием.

Разумеется, одна из причин заинтересованности французов в происходящем кроется в их твердом убеждении: многое в мире остается неназванным. Французская культура поведения порой придает слишком большое значение фасаду, видимости. На это сетовал еще Жан-Жак Руссо в XVIII веке. «Единственная честность, которую признает ваше вежливое общество, заключается в том, чтобы, высказывая свои мысли, прибегать к оговоркам, двусмысленностям и полуправде».

Нельзя сказать, что Руссо удалось многое изменить. «Французы способны принять излишнюю прямоту за наивность или грубость», – отмечает французский исследователь Паскаль Бодри.

Звучит несколько туманно, но так оно и есть. Вы должны очень хорошо знать себя, но не всегда раскрываться перед другими. В некоторых ситуациях люди ждут от вас определенной искусственности. У французов есть пословица: «Живи скрытно, живи счастливо».

Умение отличать, когда следует показывать свое истинное «я», а когда от этого лучше воздержаться, в значительной мере является частью процесса взросления; иностранцам приходится специально этому учиться. Оставаться собой в компании друзей и на страницах журнального интервью считается здесь чрезвычайно важной характеристикой личности. Риелторы специально подчеркивают в рекламных листовках, что предлагаемое ими жилье не выходит окнами на другой дом, следовательно, никто не сможет заглянуть в вашу квартиру. Ваш дом – это ваше личное пространство, и чужаку здесь делать нечего.

Я прожила во Франции (и с Саймоном) больше десяти лет, когда выросло мое нунчи. Теперь я могу определить, когда человеку со мной скучно или когда я вызываю у него чувство неприязни или презрения. (Я освоила онлайновый курс по чтению малейших изменений в выражении лица собеседника. Две указанные выше эмоции определить легко, потому что они проявляются в асимметрии.)

Я учусь компенсировать собственные недостатки. Если мне кажется, что со мной флиртует симпатичный мужчина, я напоминаю себе, что он, скорее всего, общительный гомосексуалист. Если кто-то из новых знакомых напрашивается ко мне пожить, я делаю вывод, что у этого персонажа проблемы с психикой.

Но я все чаще и чаще чувствую, что начинаю понимать происходящее. Однажды мы с Саймоном поднимались по лестнице и увидели на площадке нашего соседа. Он не поздоровался с нами и бегом влетел к себе в квартиру.

– Как невежливо, – бросил Саймон.

Я с ним не согласилась:

– Он был в купальном халате и просто смутился.

Саймон подумал и кивнул. Я наконец обрела способность видеть.

Вы знаете, что вам 40 с хвостиком, если:

• Вы практически не встречаетесь с людьми, которые старше вас вдвое.

• Не имеет значения, как поздно вы завтракали – вы будете умирать от голода, если не пообедаете до двух часов дня.

• Ваш школьный друг, про которого вы думали, что он со своим детским личиком всегда будет казаться юным, теперь выглядит на свой возраст.

• Единственные песни, в которых вы помните все слова, как минимум 20-летней давности.

• Большинство беременных женщин кажутся вам невероятно молодыми.

• Несмотря на печальный исторический бэкграунд, вам теперь нравится День благодарения.

20

Как заводить друзей

Одним из огромных преимуществ освобождения от лишних беспокойств стало то, что мне теперь гораздо легче заводить друзей. В общении с людьми я тоже вела себя как покупатель второго типа: прежде чем сделать выбор, старалась изучить все варианты. Только вместо того, чтобы разглядывать бесконечные пары туфель, я перебирала людей, мучительно раздумывая, с кем бы из них мне подружиться.

Я не сразу поняла, что люди, в отличие от кроссовок, не любят, когда к ним присматриваются на расстоянии. В мои 40 до меня дошло, что встретить человека, который тебе нравится, – это подарок судьбы, и неважно, из какого множества других людей ты его выбрал.

Не только мое отношение к дружбе изменилось к лучшему. То же самое произошло с моими ровесницами. Отчасти это объясняется биологией. Мы достигли пика сознательности (что включает в себя такие параметры, как трудолюбие и склонность к порядку). В общении с 40-летними проще