Мой сын – серийный убийца. История отца Джеффри Дамера - Лайонел Дамер
Теперь, спустя много месяцев после суда над Джеффом и испытания, через которое нам пришлось пройти, я все еще терзаюсь в душе поступками моего отпрыска и постоянно размышляю о них. Я вижу, что до сих пор остаюсь во власти великого неведения относительно и самого Джеффа, и моего влияния на него как отца своими упущениями и поручениями. Отцовство остается для меня загадкой, и когда я думаю, что второй мой сын может однажды стать отцом, я могу только сказать ему, как и каждому отцу после меня: «Заботься, заботься, заботься».
Послесловие
28 ноября 1994 года, вскоре после того, как я приехал на работу, Шари позвонила мне и сообщила, что Джефф мертв. Я был потрясен. Почти такой же шок я испытал, сидя за этим же столом в июле 1991-го, когда она рассказала, что Джеффа арестовали за убийство. Тем не менее чувство было другое. Мне казалось, что я потерял часть своей внутренней сущности. Я был в отчаянии.
В каком-то смысле убийство Джеффа стало кульминацией целого водоворота событий и эмоций, которые не давали нам покоя, заставляя задаваться вопросом «А что дальше?». Многие из этих событий длятся до сих пор, причиняя нам стресс и вызывая тревогу. В первую очередь я беспокоюсь за мою любящую жену Шари, которая столько выстрадала. Несправедливо, что именно она подверглась такому давлению – после того, как искренне пыталась наладить отношения между нами троими: Шари, Джеффом и мной.
Недавно, за две недели до операции по зрению, Шари пришлось выдержать долгий и мучительный допрос с записью на видео в связи с новым судебным процессом. На нем обвинение утверждало, что мы «знали или должны были знать, что подсудимый Джеффри Дамер страдал психическими отклонениями и мог причинить другим людям серьезные физические травмы или смерть». Мне непонятно, почему Шари вообще стала подсудимой в этом процессе, когда она общалась с Джеффом совсем недолго, на протяжении весны 1978 года. Хотя многие адвокаты уверяли Шари, что обвинения с нее снимут очень быстро, процесс продолжался два года и привел к тому, что Шари лишилась работы, а здоровье ее пошатнулось. Ей требуется серьезное медицинское и психологическое лечение, и она чувствует себя опозоренной. Ей пришлось нанять адвоката. На публике Шари старается держаться, но наедине я вижу, насколько она страдает. Меня изумляет ирония этой ситуации: биологическую мать Джеффа никто ни в чем не обвиняет. Мы же вынуждены вести долгий и запутанный судебный процесс, и одно я знаю точно: Шари этого не заслуживает.
Напротив, другие люди – в частности, Тереза Смит – стараются облегчить наши страдания. После мемориальной службы по Джеффу она сказала: «Я прощаю Джеффа, Лайонел», – имея в виду своего дорогого брата Эдди, которого Джефф лишил жизни. Я испытал удивление и облегчение, когда мы с ней обнялись. Шари понимающе улыбнулась, сжала мою руку и поцеловала меня. Теперь, когда Джефф мертв, пришло мне время сосредоточиться на самых дорогих людях в жизни – в первую очередь Шари – и на моем втором сыне, Дейве. Эти люди, как и многие другие, не пожалели времени и сил, чтобы утешить нас и разделить нашу скорбь.
Люди, которые переписывались с Джеффом, начали писать и нам. Они говорили, что потрясены и опечалены утратой настоящего друга. Многие замечали, что в Джеффе было что-то наивное, не от мира сего. Двое человек из Аделаиды, Австралия, писали: «В прессе говорят, что только семья Джеффри может проливать по нем слезы. Журналисты ошибаются». Мой близкий друг, прекрасный отец, принес мне свои прочувствованные соболезнования и сказал, что моя книга заставила его задуматься о собственном отцовстве; он собирался обязательно дать своим уже взрослым сыновьям ее прочитать. Подобные комментарии свидетельствуют, что моя книга добилась главной из поставленных мною целей: помогать людям.
Один интервьюер как-то спросил меня, что я думаю о «генетическом наследовании», и я понял, что в моей книге многого не объяснил. Я долго размышлял и пытался понять Джеффа – с точки зрения генетического влияния, влияния среды и тому подобного. Мой психолог предупреждал меня: «Лайонел, многие из тех влияний, о которых ты задумываешься, могли вообще тут не сказаться, более того, я разочаровался бы в твоих интеллектуальных способностях, если бы ты предположил, что какое-то одно из них могло стать причиной действий Джеффа». Суть в том, что я просто перебирал разные теории, не проводя углубленного исследования генетических и других факторов, которые могли повлиять на Джеффа. Кстати говоря, никто из моих предков не проявлял антисоциальных тенденций.
Некоторые могут спросить, почему я скорблю о человеке, который совершил такие ужасные поступки. Помимо очевидных ответов, что это был мой сын и у меня сохранились прекрасные воспоминания о его детстве, я скорблю и потому, что за год до убийства он стал совсем другим человеком, не имеющим ничего общего с тем Джеффом, который совершил предыдущие страшные злодеяния. Он вернулся к себе настоящему. Мы с Шари заметили, что он сильнее тянется к нам. Во время посещения, любезно одобренного начальником тюрьмы Эдинкоттом, Джефф лично извинился перед Терезой за ту боль, которую ей причинил, и попытался утешить ее, дав понять, что Эдди перед смертью не страдал. Предводитель церкви Христа в Мэдисоне, Висконсин, Рой Рэтклифф, крестивший Джеффа и изучавший Писание вместе с ним, ответил на чье-то заявление, что прощение Джеффа выходит за пределы его представлений о божьей милости. Мистер Рэтклифф сказал, что это всего лишь обычное ее проявление. Далее он объяснил, что негативная часть жизни Джеффри иллюстрирует то, как низко человек может пасть, отвернувшись от Господа, а позитивная – как высоко он может взлететь, если отдастся Господу на волю. Таким образом мистер Рэтклифф давал понять, что если мысль о прощении Джеффа выходит за пределы вашего представления о милосердии, значит, это представление у́же, чем в Священном Писании.
Об искренности Джеффа можно судить по письму, написанному им Мэри Мотт в Арлингтон, Вирджиния, в апреле 1994 года:
Дорогая миссис Мотт,
Здравствуйте и спасибо за то, что прислали мне материалы по курсу изучения Библии. Также спасибо за Библию! Я стремлюсь принять милость
