Владимир Аллилуев - Сталин – Аллилуевы. Хроника одной семьи

К концу 30-х годов все уже было позади, в том числе и страшный голод 19321933 годов, поразивший житницы страны — Украину, Дон, Кубань, Поволжье, области Черноземья и Центральной России. Сегодня многие утверждают, что он был вызван коллективизацией. Может быть, в каких-то отдельных районах голод был сознательно "организован", чтобы дискредитировать коллективизацию и вызвать гнев крестьянства. Но утверждать, что этот голод никак не связан со стихийным бедствием, не соответствует действительности. Голодные годы — бич России (что, впрочем, мало отражалось на экспорте хлеба). В XVIII веке было, например, тридцать четыре таких голодных года, в XIX веке — свыше сорока. Особенно сильным был голод в 1833 году, в 18451846 годах, в 1851 году, 1855 году, в 1872 году, в 1891–1892 годах. В начале XX века голодными оказались годы: 1901, 1905, 1906, 1907, 1908, 1911 и 1912, 1921–1922-й. В такой же последовательности расширялась и территория голодных земель. Если в 1880–1890 годы число охваченных голодом губерний колебалось от шести до восемнадцати, то в 1911–1912 годах число таких губерний поднялось до шестидесяти. Голод начала двадцатых годов унес около пяти миллионов жизней. Можно представить, какую страшную дань заплатила Россия этому прожорливому владыке! И разве государственники советской эпохи могли смириться с этим страшным бичом?

К сожалению, история не давала нам достаточного времени на различные поиски более или менее безболезненных путей преобразования села, даже первоначальная идея по этапности коллективизации была скорректирована в сторону более жестких сроков: слишком бурным и масштабным оказался процесс индустриализации страны, процесс перевооружения армии, потребовавший решения продовольственной задачи в более близкие сроки. Крестьянин понес большие жертвы, можно сказать, он принес их на алтарь той могучей державы, которая была создана во многом на основе его труда и лишений, об этом надо помнить всегда.

Как бы то ни было, но голод перестал быть бичом в нашей стране (за исключением отдельных районов в годы военного лихолетья).

К 1939 году голод был уже позади, сплошная коллективизация была реальностью, в колхозах появилось много техники, о которой раньше и мечтать не смели, в село пришла электрификация и радиофикация, культура и ее ценности. Вера в колхозы окрепла, и по мере сглаживания временем репрессий, переселений эта вера продолжала расти, перед войной уже подавляющее число крестьян свою жизнь прочно связывало с колхозами. Образ жизни, связанный еще с традициями общинного склада, продолжал свое существование и значительно обогатился. Коллективизация открыла и новые возможности — крестьяне в массе своей могли дать своим детям впервые классное образование, перед детьми открылись невиданные ранее горизонты: сколько сельских детей стали с тех лет учеными, писателями, инженерами, крупными хозяйственниками, партийными руководителями, военачальниками, деятелями культуры и народного просвещения. Вот когда открылась бездна талантов на селе!

Логика последующих событий доказала, что крестьянство, связав свою жизнь с колхозным строем, в годы войны защищало этот строй, Советскую власть, спасало колхозную собственность во время немецкой оккупации (что уж совсем не вписывается в построения наших либеральных демократов, доказывающих чуждость колхозов, необходимость их полной ликвидации в пользу частной собственности и фермерства).

В 1939 году промышленность получила гарантированную сырьевую базу, была достигнута высокая степень самообеспеченности — залог экономической независимости.

Но, по существу, колхозному строю, с момента его становления, не давали развиваться. Перестройка, которая началась под лозунгом — дать колхозам самостоятельность, самим решать свои дела, обернулась диктатом и насильственной деколлективизацией. Я долго не мог понять, кому это выгодно, если крестьяне стоят за сохранение колхозов. Ответ на свой вопрос услышал в одной из телевизионных передач, и он меня, не скрою, поразил: это нужно Западу, который прекрасно понимает, что если нашей колхозно-совхозной системе перестанут мешать нормально работать, восстановят принцип оплаты по труду и восстановят паритет цен на промышленную и сельскохозяйственную продукцию, она завалит мир дешевым продовольствием и разорит западноевропейских и американских фермеров.

Кстати, паритет цен — это основа союза рабочих и крестьян, что всегда прекрасно понимали партия и ее руководители. И не случайно Ф.Э. Дзержинский, занимавший с 1924 года пост Председателя ВСНХ СССР, получал от простых крестьян письма следующего содержания:

"Т. Дзержинскому!

Собравшись сегодня и помолясь Господу Богу о твоем здоровье, мы, казаки Конотопского уезда дер. Поповка выражаем тебе, нашему печальнику земли русской, искреннюю и глубокую нашу благодарность за твой режим экономии и снижение цен на мануфактуру и прочее. Дай тебе Бог здоровья и пожить подольше, и создать побольше таких режимов, а то мы было уже совсем пропали от дороговизны железа и др. и от дешевизны нашего хлеба.

По уполномочению казаков Павел Степко.

20.6.1926".

Или:

"Тов. Дзержинский!

От имени крестьян глухой деревушки далекой Брянской губ. приношу тебе глубокую пролетарскую благодарность за твой спасительный для нас режим экономии, желаю тебе здоровья и в будущем проводить такие меры к спасению завоеваний революции, которой угрожала смертельная опасность задушения большим количеством выпущенных денег.

Смело действуй, мы, крестьяне, с тобой и за тебя.

С пролетарским приветом Матвей Зюганов.

25.6.1926"[13]

Я не хочу обелять недостатки коллективизации и аграрной политики партии, они видны и о них написано много литературы. Видели их и сами руководители. Сталин не раз подчеркивал, что быстрые темпы коллективизации были вынуждены. Не случайно, как вспоминал У. Черчилль, на его вопрос о коллективизации, заданный во время визита в Москву в конце августа 1942 года, Сталин прямо ответил ему: это было "страшной войной".

То был первый визит Черчилля к Сталину. Впоследствии он его описал так:

"Я прибыл в Кремль и впервые встретился с великим революционным вождем и мудрым русским государственным деятелем и воином, с которым в течение следующих трех лет мне предстояло поддерживать близкие, суровые, но всегда волнующие, а иногда даже сердечные отношения".

Тогда, во время их первой личной встречи, У. Черчилля особенно поразила мгновенная реакция Сталина на запланированную союзниками на конец 1942 года военно-стратегическую операцию в Северной Африке на территории Марокко и Алжира, получившую кодовое название "Торч", о которой ему рассказал Черчилль: