Валерий Перевозчиков - Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого

— Хорошо, гитару оставляем здесь…

На сцену вышел Коля Тамразов и сказал, что Владимир Семенович Высоцкий очень плохо себя чувствует:

— Петь он не может, но он все равно пришел к вам. Он будет рассказывать и читать стихи. Вы согласны?

Все:

— Конечно!

И впервые Володя работал концерт без гитары — час стоял на сцене и рассказывал. Муха пролетит — в зале слышно.

А с нами в Калининграде работали «Земляне» — тогда они только начинали. И они должны были заканчивать концерт. Володя на сцене, а они стали за кулисами бренчать на гитарах. Я подошел, сказал:

— Ребята, Владимир Семенович плохо себя чувствует. Потише.

Второй раз подошел. А один сопляк говорит:

— Да что там… Подумаешь — Высоцкий!..

— Что?! Ах ты, мразь! Ничтожество! Еще услышу хоть один звук!..

И только я отошел, он снова: дзинь! Я хватаю гитару — и ему по голове! А они все четверо человек — молодые, здоровые жлобы — накинулись на меня! А я один отбиваюсь этой гитарой… Тут Коля Тамразов спускается по лестнице — увидел, кинулся ко мне!

— Сейчас Высоцкий скажет в зале одно только слово — от вас ничего не останется!

Ну, тут они опомнились, разбежались…

25 июня утром мы были в Москве. В это время заболела моя жена Вера, которую Володя хорошо знал, и 27-го я улетел домой, в Новосибирск. А первого августа мы должны были начинать работать в Алма-Ате.

25 июля рано утром звонит мой брат — Борис Гольдман. Он тогда работал начальником Метростроя, хорошо знал Володю. Борис много сделал для Театра на Таганке — помогал реставрировать здание, поставил им ангар для декораций. Так вот, звонит из Москвы Борис:

— Скончался Высоцкий. Немедленно вылетай.

Первым же рейсом я с Верой вылетел в Москву. Вечером мы уже были на Малой Грузинской…

Я знал, что это может произойти, но чтобы так скоро… За несколько дней до этого я звонил Володе:

— Ты меня не подведи…

— Все железно! Вот закончится Олимпиада. Мы с первого августа в отпуске. Работаем в Алма-Ате. Как договорились…

Новосибирск, июнь 1989 г.

Николай ТАМРАЗОВ

— Когда и как Вы познакомились с Высоцким?

— Познакомились мы, скорее всего, в Северодонецке — это небольшой город около Ворошиловграда. Но в этом маленьком городе есть Дворец спорта, и там шла програма с участием Высоцкого, — тогда мы и познакомились.

Программу делал Василий Васильевич Кондаков-крупный администратор, ныне покойный, а сопровождал Высоцкого Володя Гольдман. Гольдмана я знал раньше по совместной работе, — он нас и познакомил. В тот день Высоцкому исполнилось сорок лет, и на табло Дворца спорта появилась такая надпись:

«Поздравляем Володю с сорокалетием!»

Хотя нет… В Северодонецк мы приехали уже не просто знакомыми — товарищами, значит, познакомились мы раньше…

Я хорошо помню, как я появился в программе с Высоцким, но ще же это было? Очень может быть, что в Харькове…

Спрашиваю Высоцкого:

— Как Вас объявлять?

Он отвечает:

— Ну, как объявлять: «Поет Владимир Высоцкий».

Ну, думаю — выпендривается. Я-то гастролеров знаю… Выхожу rta сцену — снова думаю, что все это чепуха: «Поет Владимир Высоцкий». Начинаю:

— А теперь все оставшееся время Вы проведете с тем, ради которого Вы сюда пришли… Для Вас поет артист, поэт, композитор…

И все, что может Высоцкий (а мог-то он много!), я возвел в ранг больших эпитетов и громких звучаний. А Дворец спорта — громадный зал, я все это проорал! Выходит Высоцкий, посмотрел на меня как на сумасшедшего… Понимаю, что «не попал».

Высоцкий спел, потом подошел ко мне:

— Слушайте, Вы!.. Мы ведь договорились, как меня объявлять?!

Ругнулся крепенько и ушел.

Ну, я и ломаю голову, как его объявлять… Следующий концерт в этот же день. Я снова на сцене:

— Нас частенько спрашивают: волнуется ли артист перед выходом? Если артисту есть, что сказать, — то волноваться не обязательно, а если нечего — то волноваться все равно бесполезно. Возьмем, к примеру, меня — у меня всегда есть, что сказать. Сейчас скажу три слова — и будут аплодисменты, будет успех. Итак, три слова: «Поет Владимир Высоцкий!»

Зал грохнул аплодисментами. Володя выходит. Я, не обращая на него внимания, раскланиваюсь… Володя стоит, смотрит. Поворачиваюсь к нему:

— Володя, смотрите, как меня не хотят отпускать! Какой успех у меня сегодня!

Смотрю — он заулыбался. Ну, слава Богу, кажется «попадаю»… Я говорю:

— Товарищи зрители! Ну я же не один здесь… Есть еще Высоцкий! Давайте послушаем его. А вдруг у него тоже есть, что сказать…

Я понял, что это ему понравилось, потому что в конце концерта он поднял руку и сказал свою любимую фразу:

— Поберегите ладошки — детей по головам гладить.

А потом добавил:

— А теперь давайте послушаем Там разова — у него всегда есть, что сказать.

Вот это было наше первое знакомство, а потом мы много с ним ездили: Ставрополь, Кременчуг, Ташкент…

— Ташкент? Это была сборная программа: Высоцкий, Карцев и Ильченко, Полад Бюль-Бюль Оглы?

— Правильно. Там еще был очень интересный эпизод с Поладом… Я был режиссером этой большой программы, и поставил номера согласно логике… Полад должен был заканчивать первое отделение, а Владимир Семенович заканчивал весь концерт. Но ко мне подходит Бюль-Бюль Оглы:

— Николай! Я лауреат и заслуженный артист — заканчивать должен я!

— Хорошо, я поговорю с Высоцким.

Подхожу к Володе…

— Да, ради Бога, пожалуйста…

Володя выступил… В сборных концертах он пел почти всегда не менее тридцати минут — ведь шли-то на Высоцкого. Итак, Володя «отстоял» эти полчаса, всю публику повернул на себя — после этого вышел Полад. Зрители стали уходить. А Полад — большой мастер эстрады, опытный человек — вдруг взорвался, стал кричать:

— Прекратите ходить! Если вы не уважаете себя, то я уважаю себя!

После этого Полад пришел ко мне и сказал:

— Николай, поставьте меня на мое место…

Конечно, с Высоцким любому артисту было трудно работать, очень трудно. Люди хотели не только слышать, но и видеть Володю, потому что по разговорам он раз двадцать разбивался на машине и раз пятнадцать умирал. К этому времени Володя уже называл меня «Тамразочка», и свитер-«водолазка» — тоже «тамразочка»:

— Смотри, Николай, и у меня — «тамразочка»!

— Часто Вы вели такие программы?

— Довольно часто. Но если в программе был какой-то стержень, была тематическая нагрузка, и пел Высоцкий — то нужна была режиссура. А если просто сборная программа, то я выходил на сцену, брал на себя определенную долю времени, а потом приглашал актеров.