М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Через девять месяцев я пришла к некоторым умозаключениям. Во-первых, я начисто лишена какой-либо самости. Я была чем-то вроде игры «Волшебный экран» – все время встряхивала себя и начинала рисунок с чистого листа. В течение нескольких предшествующих лет я стала воображать о себе вещи, очень далекие от истины. Например, из-за того что часто бывала обворожительной и внешне добродушной, я вообразила себя очень симпатичным и добрым человеком. Притворное следование социальным ожиданиям давалось легко, и я забыла, что притворяюсь. Я читала все старые книжки о том, что дети растут и перерастают причуды и капризы, и думала, что именно это и произошло со мной. На самом деле я перестала осознавать то, что интуитивно понимала в детстве и ранней юности. То, во что я поверила, оказалось миражом, и, когда я пристально присмотрелась, он исчез, не оставив следов. Я скоро поняла, что так можно сказать практически обо всем, что происходило в жизни. Все истории, которыми я оплела свою жизнь, оказались иллюзиями – мой мозг заполнил пустоты, как всегда, когда возникают зрительные иллюзии. Я сказала себе, что я абсолютно нормальная, ну, может быть, излишне сообразительная молодая женщина с подлинными чувствами, типичными для моего возраста. Теперь же я чувствовала пробуждение от сладкого сна. Без подпорок, иллюзорных историй, какими себя тешила, я лишилась внутреннего стержня, самости. Если бы я была буддистом, стремящимся к нирване, то расценила бы потерю самости как большое достижение, но я не буддист и поэтому не испытала никакой радости. Я чувствовала то, что любой человек, лишенный самости, – я ощутила себя свободной.

Конечно, я понимала, что в мире продолжают существовать вещи, которые я делала, когда была увлечена ложными чувствами. До прозрения я смеялась, строила далеко идущие планы и, как теперь понимаю, много манипулировала людьми. Манипулирование – моя вторая (если не первая) натура. Каждое отношение, в какое я вступала, превращалось в сделку по принципу «отдать, чтобы взять», в танец, который я тщательно режиссировала, выбирая партнеров, в наибольшей степени соответствовавших моим интересам. Я любила власть и связанное с нею чувство опьяняющего возбуждения. Я не испытывала искреннего интереса к содержанию своей деятельности, меня интересовало только умение. Мне нравилось обольщать – не только и не столько в сексуальном плане, сколько для овладения всеми чувствами и помыслами жертвы моего обаяния, и это на удивление легко удавалось. Я была профессиональным лжецом и часто лгала без причины. Я всюду искала удовольствия и, хотя у меня не было настоящего чувства самости, вполне хорошо себя чувствовала. Для полноценной, по моим понятиям, жизни не нужна самость. В мире у меня имелась уникальная роль: я была ферментом среди молекул, катализировала реакции, в которых сама не участвовала. Можно уподобить меня и вирусу, постоянно ищущему нового хозяина. Я действовала сама и вовлекала других. Я сама была иллюзией, но даже иллюзия в каком-то смысле обладает реальностью: люди ощущают ее и, что важнее, реагируют настоящими чувствами, мыслями и поступками.

Мне думается, что такие типичные черты социопата, как обаяние, склонность к манипуляциям, к подражательной имитации и ношению масок, лживость, неразборчивость в связях и отсутствие способности к сопереживанию, связаны главным образом с очень слабым чувством самости. Я считаю, что все личностные расстройства в той или иной степени обусловлены извращенным и аномальным ощущением собственного «я». Понятие о социопате как о человеке с исключительно гибким представлением о самости не мое открытие, но оно не всегда отчетливо формулируется в научной литературе. Я попыталась собрать воедино разрозненные данные из литературы о социопатах, чтобы подтвердить личный опыт. Психологи рассматривают список социопатических черт личности, полагая, будто понимают «что?», но не понимают «как?». Думается, что причина многих проявлений нашего аномального поведения заключается в неустойчивости чувства самости. Мне кажется, что это определяющая характеристика любого социопата.

Ближе всех подошел к такому пониманию социопатии профессор психологии Калифорнийского университета в Нортридже Говард Камлер. Он утверждает: «Дело не просто в том, что [социопат] не обладает четко очерченной нравственной идентичностью, он к тому же не обладает четко очерченной самостной идентичностью». Когда социопат не чувствует раскаяния и угрызений совести, это происходит главным образом потому, что он не чувствует, будто предает себя, и лишь в меньшей степени потому, что у него нет совести: «Если у человека вообще нет устойчивого ощущения собственной самости, то у него не возникает и ощущения нарушения психической цельности, когда он нарушает принципы, для большинства из нас составляющие ядро идентичности, самости». Например, я никогда не жалею о разрыве отношений, в основном потому, что никогда не была эмоционально привязана к статусу подруги. Точно так же я не определяю себя как успешного профессионала довольно высокого интеллектуального и социально-экономического класса, и поэтому меня совершенно не волнует потеря престижного места работы и необходимость существовать на государственные пособия и на щедроты друзей и родственников. Я знаю, на что способна, и мне достаточно. Текущий статус в каждый отдельный момент меня не особенно интересует, но я вполне осознаю значимость статуса для других, так как именно она определяет их отношение ко мне.

Но что значит самосознание без представления о структуре своего «я»? По большей части мое самосознание формируется в результате непрямых наблюдений за влиянием, оказанным на людей. Я знаю, что существую, потому что вижу, что люди каким-то образом реагируют на мое присутствие; точно так же мы знаем, что темная материя существует, не потому, что видим ее непосредственно, а потому, что наблюдаем искажение траектории движения тел вблизи нее. Социопаты – своего рода темная материя: мы влияем на людей незаметно и скрытно, но эффект вполне доступен органам чувств. Наблюдая за реакцией извне, я могу, например, сказать себе: «Люди боятся, когда я смотрю на них так». Осознание самости складывается у меня из миллионов мелких наблюдений, как составленный из точек портрет.

В детстве мне было легче определить мою самость, а следовательно, ее игнорировать: я была членом семьи, ученицей школы, членом Церкви. Мне не приходилось тревожиться за плохое поведение, выдававшее меня: о нем тревожились другие. Я привыкла, что у меня за спиной все время стояли люди, следившие за моим поведением. Когда я стала взрослой, система подпорок исчезла. Я сама как взрослый человек принимаю жизненно важные решения, и теперь они чреваты долговременными и серьезными последствиями. Именно поэтому мне сейчас так полезен протез нравственного компаса; он помогает мне определять самость и обуздывает мое поведение; больше всего помогают мой личный кодекс целесообразности и религиозные убеждения. Эти ориентиры позволяют не сбиваться с пути.