Айно Куусинен - Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965)

В Котласе помню только бесконечные зоны, где заключённые ждали отправки на север. Лагеря назывались «зонами», в них содержались тысячи заключённых, в основном мужчин. Несколько зон предназначалось для женщин, там я познакомилась со многими жёнами советских высших руководителей. Преступление этих женщин состояло в том, что они не заявили в органы о «злодеяниях» своих мужей. Из множества очень интересных людей хочу упомянуть двоих врачей. Русскую женщину-врача звали Элизабет фон Файт, она была родом из казаков. Потом стала гражданкой Австрии, училась в Вене медицине и там в 20-е годы вышла замуж за австрийского врача. У них было двое сыновей. Когда она поехала в СССР, чтобы встретиться с матерью, её арестовали — конечно, по подозрению в шпионаже. Вторым «шпионом» был немец, Эрих Штернберг, невропатолог и психиатр. Он приехал в Москву читать лекции, по обмену. Но не успел прочитать ни одной лекции…

Я удивилась, встретив в зоне нескольких финок. Их привезли в Котлас из Петрозаводска. Помню их имена: Хилья Хуттунен, Ида Кукконен, Алфа Пеккала, Сайми Хейккинен, Элви Коскинен, Эстер Никкари, Майре Салонен, Мээри-Велламо Салонен, Эстер Пихлаямяки, Мария Виитала и Лююли Яйкяс. Большинство этих женщин приехали в СССР с мужьями, поверив в рассказы о высоких заработках. Но власти решили, что они приехали шпионить, все мужчины были расстреляны. Вряд ли кто из их жён, с которыми я довольно долго пробыла вместе, остался в живых.

О многих хотелось бы рассказать подробнее. Например — об Анни Кукконен, тёте Анни. Эта женщина переехала из Финляндии в СССР много лет назад. Когда Гюллинг основал Карельскую республику, Анни стала заместителем министра просвещения, но скоро была арестована и заключена со многими другими финнами и финками в петрозаводскую тюрьму. Это была очень живая женщина, часто с иронией рассказывала о своём заключении в Петрозаводске. Тюрьма была старая, деревянная, перегородки такие тонкие, что арестанты могли переговариваться и обмениваться новостями, даже договариваться о совместных акциях. Через стены сообщили друг другу, что одного из арестованных за то, что отказался подписать признание, жестоко избили и бросили на растерзание овчаркам.

Тётю Анни тоже подводили к вольеру с собаками, намекали, что и её бросят им на растерзание. Заключённые совместно решили, что лучше десять лет лагерей, чем истязания и мучительная смерть. Каждый перед допросом придумывал себе какое-нибудь преступление.

Тётя Анни рассказывала о допросе одного молодого финна. Следователь прочитал нотацию, что разумнее сразу признаться, чем получить страшное наказание, затем спросил: «Вы признаёте, что тайная полиция Финляндии послала вас сюда как шпиона?»

Осуждённый: Признаю.

Следователь: Я рад, что вы это признаёте. Если расскажете мне всё, наказание будет лёгкое. Кто вас завербовал в шпионы?

Осуждённый: Рунеберг.

Следователь: Как его зовут?

Осуждённый: Ехан Лудвиг.

Следователь: Где вы познакомились с Рунебергом?

Осуждённый: В Хельсинки.

Следователь: Но вы ведь не из Хельсинки. Вы туда поехали специально, чтобы с ним познакомиться?

Осуждённый: Да.

Следователь: Вы были у него дома?

Осуждённый: Не был.

Следователь: Где вы с ним встречались?

Осуждённый: На Эспланаде.

Следователь: Как вы его нашли? На Эспланаде ведь много народу?

Осуждённый: Он стоял неподалеку от места, где летом вечерами играет оркестр.

Следователь: Кто сообщил вам, что он будет вас ждать?

Осуждённый: Мой школьный учитель, господин Леппянен, сказал мне: «Когда приедешь в Хельсинки, увидишь его около площадки для оркестра».

Следователь: Как вы узнали Рунеберга?

Осуждённый: Учитель Леппянен мне сказал, что он будет там стоять с книгой в руке.

Следователь: И Рунеберг оказался там, да?

Осуждённый: Да.

Молодой человек получил десять лет лагерей. Финнам и скандинавам объяснять не надо, кто такой Рунеберг. Другим, кому его имя и памятник в Хельсинки не знакомы, поясню, что Ехан Лудвиг Рунеберг — финский поэт, живший в прошлом веке. В финских школах дети до сих пор учат наизусть его стихи. В парке Эспланада, в центре Хельсинки, стоит его бронзовый памятник.

Ещё одна заключённая, Ида Шёберг, рассказывала следующее. Она приехала с мужем и братом в Карелию строить социализм. Была она уже не молодая, многое в жизни повидала, муж её был квалифицированным рабочим. Он всю жизнь работал на заводе в Кюми, зарабатывал неплохо, выстроил даже небольшой дом.

Ида показывала мне на снимке чистенький домик, перед ним были разбиты красивые клумбы.

Шёберг скоро должен был выйти на пенсию, мечтал о спокойной старости. Но внезапно в Финляндии вспыхнула «карельская лихорадка».

Ида рассказывала: «Раз вечером мы слушали радиопередачу из Советского Союза, муж сидел, не вставая, слушал до полуночи. Я уговаривала его лечь спать, всё равно он по-русски ничего не понимает. Но он дослушал до конца — ведь передача была из СССР».

Таково было могучее воздействие на людей карельской лихорадки, излечиться от неё можно было только переехав в Восточную Карелию. Втроём, взяв ещё и брата Иды, они перешли границу и поселились в восточнокарельской деревне. Работали мужчины далеко от дома, и домой приезжали только по субботам. Ида к их приезду всегда топила баню. Всё бы ничего, если бы не голод. Когда мужчины в субботу, страшно голодные, возвращались домой, Иде поставить на стол было нечего. Она подробно описывала мне ужасы голодного времени. Финны, выполняющие тяжёлую работу, привыкли хорошо питаться. А что они получали на работе? Щи из квашеной капусты, даже без хлеба! Ида уже было впала в отчаяние, судорожно искала выход. Однажды она увидела около дома больших толстых крыс. У этих с виду таких здоровых животных должно быть вкусное мясо, решила она и поставила несколько ловушек.

Ида продолжала: «Я обдирала крыс, как кроликов, мясо у них было белое, хорошее, на вкус напоминало куриное. У одной карелки я выменяла на свой хороший чёрный костюм несколько картофелин, кусочек свинины и две луковицы. Утром в субботу я растопила печь, мелко нарезала крысиное мясо и натушила его в котле с картошкой. Мужчины вечером вернулись домой, и брат воскликнул прямо с порога: „Жареным мясом пахнет!“» Они пошли в баню, а Ида накрыла на стол. Когда они стали расспрашивать, откуда она взяла мясо, она ответила: «Главное, что оно есть. Незачем мужчинам вникать в женские дела».

Я спросила:  «Ида, а ты сама ела крысиное мясо?» — «Сначала не ела, — ответила она, — но потом попробовала, и оно оказалось таким вкусным, что я тоже стала его есть». Она добавила: «В Карелии многие умирали от истощения. А я своим крысиным супом спасла мужа и брата от голодной смерти».