Виталий Кривенко - Экипаж машины боевой (Часть 1)

Полк наш отправился дальше. Мы пытались говорить о всякой ерунде, стараясь не затрагивать тему ночного происшествия, но все равно разговор не клеился, было видно, что каждый из нас думает именно об этом. Я рисовал в памяти живое лицо Пипка, а перед глазами, как видение стояла эта мертвая улыбка, дырка в глазу, и черная струйка, стекающая на весок, как я не старался, но все равно не мог избавиться от этого образа, так сильно он запечатался в моем сознании.

За время службы в Афгане мне приходилось часто видеть, как погибали пацаны: вот был боец, и пусть даже не друг, а просто однополчанин, вроде встречались иногда, и вот его нет. Со временем все забывается, одни события заслоняются другими, и так продолжается изо дня в день. Но совсем другое, когда погибает твой друг, с которым ты постоянно общаешься, время проходит, но ты никак не можешь смириться с тем, что его уже нет. Вот так и с Пипком, и пусть он был не таким близким другом, как, например Хасан, но все же я успел привыкнуть к этому звонкому голосу и вечно улыбающемуся лицу.

Нам жаль погибших друзей, но иногда, шагая по этой проклятой войне, обернешься назад, и задумаешься, а ведь окажись на их месте ты -- уже не видел бы всего этого кошмара, и еще не известно, кого надо больше жалеть, нас, живых, или тех, кого уже нет.

Говорят, что время лечит, и я не буду с этим спорить. Да только хватит ли времени у остатка жизни, чтоб залечить наши рваные души?

ЗАСАДА

Я проснулся, вот черт, даже не заметил, как уснул. В этот раз мне ничего не снилось, просто провалился в пустоту и очнулся, как из бессознательного состояния. Оглядевшись вокруг, я заметил, что пацаны тоже спят. Урал с Сапогом спали облокотившись друг на друга, Сапог к тому же спал, обняв пластмассовую флягу с водой. Наверное, баба снится Сапогу, подумал я. Хасан лежал на противоположном сидении, положив под голову вещмешок, он дрых без задних ног. Один Туркмен не спал, так как был за рулем. В БТРе стояла духотень жуткая, как в духовке, слюна во рту превратилась в густой кисель и выплюнуть ее не представлялось возможным. Я вытащил из рук Сапога флягу и, отвинтив пробку, глотнул из нее, вода была почти горячая, да еще напичканная хлоркой, меня аж передернуло: сука Сапог нахерачил в воду хлористых таблеток, лучше б он нассал туда, и то не так противно было б. Набрав еще раз в рот воды из фляги, я прополоскал горло и, открыв командирский люк, выплюнул воду. Пыль от идущей колонны стояла столбом, и я нырнул обратно в люк, захлопнув крышку. Умостившись на командирском сиденье, я посмотрел на Туркмена.

-- Ну что, выспался? -- спросил он.

-- Да вроде выспался немного. Туркмен, где мы?

-- Да не знаю, еду вот за колонной.

Я глянул на часы, они показывали двадцать минут двенадцатого.

-- Стояли где-нибудь? -- опять спросил я Туркмена.

-- Нет, часа четыре уже катим по пыли.

-- Кишлаки по дороге были?

-- Карезак вроде проехали полчаса назад, но мы его стороной обошли. Там по рации голос Америки трепал про то, как мы по Ирану прокатились.

-- Да ну на х...й! -- удивился я.

-- Да, серьезно, базарят, что наш полк нарушил границу Ирана и обстрелял кишлак в районе города Ездан.

-- Откуда они узнали, суки?

-- Враг не дремлет, хули ты думал.

-- И что теперь?

-- Да ни чего, пошли они на х...й. Кто что докажет, не были мы там, не были и все. Командир ротного вызывал, но ротный хрен признается, ты же его знаешь. Но командир ерунда, замполит там больше всех разоряется. Но и это херня, тут ротный подсел на нашу волну, я ох....ел ваще.

-- Надо поменять волну.

-- Да хрен с ним, ротный что -- ваще долбай? Он все прекрасно знает, лишь бы замполит не вычислил эту канитель.

-- Да и пусть вычисляет, он один хрен не врубится в наши базары.

-- А если врубится, то у него крыша съедет сразу, -- сделал заключение Туркмен, потом добавил:

-- Да, и еще, тот караван, который мы под утро отпустили, он не дошел обратно, его на заре разбомбили вертушки прям на перевале, а я еще удивился, как это командир отпустил их, теперь мне все понятно.

В отсеке что-то загремело, и послышались маты, это проснулся Хасан. Мы с Туркменом обернулись, Хасан отплевывался и материл Сапога.

-- Наверно воды из фляги хапнул, -- сказал я Туркмену.

-- Ну и что?

-- Там хлорки полно, Сапог наверно закинул пять таблеток, как положено, я тоже ее пил, параша жуткая.

К нам подлез Хасан, рожа его была сонная и помятая.

-- Сапог падла, воду запоганил -- сука, -- пробубнил Хасан.

-- Ниче, не сдохнешь, я тоже выпил, живой пока.

-- Ну че, может косяк забьем, а? -- предложил Хасан.

-- Ты как всегда в своем репертуаре. Морду сначала продери и жопу намыль, замполит узнал, что мы в Иран заехали, так что готовься, -- сказал я Хасану.

-- Ни пиз...и.

-- Вот не верит, Туркмен скажи ему.

-- Да, да, голос Америки уже объявил в эфир, -- подтвердил Туркмен.

Рядом с нами появился Урал, он тоже был заспанный, глаза его, и без того узкие, стали еще уже.

-- Дайте воды, наверх лезть неохота, -- промямлил Урал, еле ворочая языком.

-- Сапог спит? -- спросил я Урала.

-- Да спит, калымит так, что хрен разбудишь. Да дайте же воды!

-- Там фляга валяется, где-то возле движков, иди попей пока она холодная, недавно из родника набрали, -- предложил ему Хасан и, достав чарс, стал забивать косяк.

Урал пополз к движкам искать флягу, примерно через минуту из отсека донеслись маты.

-- Ну вот и Татарин воду попробовал, теперь, Туркмен, твоя очередь, -сказал я.

-- Нет не угадали, у меня вот фляга с нормальной водой, -- Туркмен достал из под сидения флягу и, повертев этой флягой у нас перед глазами, засунул ее обратно.

-- Че за х....ня? -- карабкаясь к нам воскликнул Урал.

-- Это вода такая, с хлоркой называется, -- ответил я.

-- Чья это фляга. Черт возьми? -- опять спросил Урал.

-- Сапога, чья же еще.

-- А-а, ну тогда ясно.

-- Туркмен ты будешь чарс? -- спросил Хасан, прикурив косяк.

-- Давай, немного хапну.

Туркмен сделал несколько затяжек и протянул сигарету обратно.

-- Да кури, я два забил, -- отмахнулся Хасан и взорвал второй косяк.

-- Вот черт, опять обкуримся как суки, -- сказал я, беря косяк у Туркмена.

Мы вчетвером выкурили два косяка и прибалдели капитально, я провел рукой по голове, там ничего не было, блин, всегда так, как обкуришься, так кажется, что на голове шапка надета. Я посмотрел на пацанов: Туркмен с невозмутимым видом крутил баранку, Хасан сидел и скалился во весь рот, Урал с довольной "миной" лупал глазами. Я смотрел на них и думал, как мы стали близки друг другу за время службы, и как хорошо, что мы вместе, едем вот так в БТРе по этой проклятой афганской земле, обдолбленые, в насквозь пропотевшем ХБ, с потрескавшимися от ветра и палящего солнца лицами, небритые и немытые, но живые. Жаль, что нет с нами Качка, но Качок хоть живой, пусть ранен, но живой, а вот Пипка уже нет, и никогда мы больше с ним не встретимся, разве, что на том свете. Пипок был не в нашем экипаже, и поэтому мне казалось, что Пипок живой и катит в своей БМПшке где-то рядом, а то, что его убили, это просто страшный сон. Как хотелось верить, что это был всего лишь сон.