Александр Хорт - Любовь Орлова

Приятно было очутиться в неистоптанных людьми местах, вдалеке от московской суеты. Вдобавок в столице суета не простая, а пугающая. Еще зимой народному комиссару внутренних дел Н. И. Ежову было присвоено звание генерального комиссара государственной безопасности. «Ежовщина» все больше входила во вкус, энкавэдэшники охотились за неугодными со сноровкой хищных обитателей джунглей. В первую очередь велась тотальная борьба против партийцев, особенно против старой большевистской гвардии, близких соратников Ильича.

После убийства Кирова требовалось немало усилий, чтобы избавиться от тревожных предчувствий. Наступило такое время, когда лучше держать себя в узде, помалкивать. Глаза мозолили плакаты с призывом «Не болтай!». На одном, провинциальном, были нарисованы двое мужчин, беззаботно разговаривающих в пивной, а за соседним столиком сидел одинокий посетитель. На вид обычный человек, только одно ухо совершенно непомерной величины. Правое обычное, левое же, которое ближе к беседующим, огромное. Это было напоминание о необходимости остерегаться шпионов, мечтающих подслушать секретные сведения. Однако надпись можно истолковать двояко. Действительно, сейчас лучше не болтать, помалкивать.

С львиной долей бывших троцкистов уже расправились, большую часть приговорили к смертной казни. Теперь номенклатура перешла к превентивным действиям – в угоду Сталину велась показательная чистка. Газеты беспрерывно публиковали материалы о вредительских группах. Складывалось впечатление, что повсеместно действовали террористы: на железных дорогах, шахтах, в химической промышленности и металлургии. Чуть ли не каждому подсудимому инкриминировался шпионаж в пользу Германии или Японии. Нередко выдвигались обвинения в подготовке покушения на руководителей партии и правительства. Правда, такое обвинение – палка о двух концах: вдруг найдутся мерзавцы, которые одобрительно отнесутся к подобным злодейским замыслам и станут сочувствовать подсудимым. Поэтому, чтобы продемонстрировать их человеконенавистническую сущность, вызвать справедливый гнев населения, параллельно фабриковались обвинения в преступных замыслах, направленных против счастливой жизни рядовых трудящихся. Например, в том, что двурушники подливали яд в колодцы, а в хлеб подкладывали битое стекло.

Сталинская мясорубка молотила без разбору всех, кто попадался под руку: и взрослых, и детей. Среди последних тоже находились такие, которые понимали суть происходящего. Писатель Б. Сопельняк обнаружил в архивах НКВД письма школьников, арестованных по обвинению в контрреволюционной пропаганде. Одно из них написано 15-летним Володей Морозом. После ареста мальчик в тюрьме заболел туберкулезом и в апреле 1938 года умер. В декабре же предыдущего года он писал:

«Лишь упорной и трудной работой в нашей стране отравляется молодость несчастных детей, и наоборот: подхалимство, ложь, клевета, склоки, сплетни и прочие дрязги процветают. А почему? Потому ли, что народ низок? Нет, потому, что низка кучка негодяев, держащая власть в своих руках. Если бы человек, заснувший летаргическим сном лет 12 назад, проснулся, он был бы просто поражен переменами, произошедшими за это время. Старого руководства он бы не нашел. Он увидел бы в правительстве безусых глупцов, ничего не сделавших для победы революции, или пожилых негодяев, продавших товарищей за свое собственное благополучие…»[31]

Восемнадцатого февраля скончался один из близких соратников вождя – Орджоникидзе. В тот вечер Любовь Петровна ходила с четой Вильямсов в гости к Михаилу Афанасьевичу и Елене Сергеевне Булгаковым. Сидели за столом, у всех хорошее настроение, а уже за полночь, когда кончали ужинать, позвонил Александров и сказал, что от разрыва сердца умер Орджоникидзе. Все были потрясены – наркому едва исполнилось пятьдесят. Через несколько дней по городу гуляли глухие слухи, что товарищу Серго грозил арест как троцкисту, поэтому он покончил жизнь самоубийством. В марте появились сообщения о гнусной антипартийной деятельности Бухарина, Рыкова и иже с ними. Через три месяца весь цвет высшего командования Красной армии был обвинен в измене, несколько крупных военачальников расстреляны. С рифмованными обвинениями «банде грязных шпионов» на командиров обрушился в газете поэт Александр Безыменский – тот самый, который пытался громогласно уличить Дунаевского в плагиате.

Благо Орлова и Александров оставались беспартийными. Но все-таки не мелкая сошка – люди с положением, на виду, находятся в контакте с сильными мира сего. Если кто-либо из их высокопоставленных покровителей – скажем, Шумяцкий – «загремит», им тоже может не поздоровиться. Возможно, так бы и случилось, но руководители государства были озабочены тем, чтобы сохранять видимость нормальной, благополучной жизни, сопровождаемой сплошными достижениями. Иностранцам тоже следовало пускать пыль в глаза. Приезжайте, господа, смотрите! У кого нет возможности побывать в СССР, тому продемонстрируем типичные образцы нашей жизни.

Двадцать четвертого мая 1937 года в Париже открылась Всемирная выставка. Большое внимание посетителей привлекали два стоящих один против другого павильона – советский и немецкий. Возле входа в павильон Германии установлена скульптурная композиция из бронзы: трое мускулистых арийцев – женщина и двое мужчин – символизировали мощь «тысячелетнего рейха».

Напротив, на 25-метровой высоте, взметнула серп и молот «русская парочка» – вдохновенное творение В. Мухиной «Рабочий и колхозница». Прообразом символического Рабочего послужил партнер Орловой по «Цирку» Сергей Столяров: высокий, статный, голубоглазый блондин с ослепительной улыбкой. Заманчиво предположить, что Колхозницу лепили с Орловой, и действительно кое-какое портретное сходство прослеживается, хотя черты лица у мухинской модели погрубее.

В пользующемся невероятной популярностью советском павильоне имелось пять залов, каждый был посвящен определенной тематике: первый – новой конституции, истории превращения отсталой аграрной страны в индустриальное государство; второй – культуре; в третьем разместилась художественная выставка, на которой преобладали картины типа герасимовской «Сталин среди командиров Первой конной»; четвертый посвящен развитию техники, транспорта, авиации; пятый – строительству и новым городам.

Помимо всего прочего на Всемирной выставке соревновались и в искусстве кинематографии. В советском павильоне был оборудован зал на 400 мест, у немцев поменьше – на 240. Это были два самых крупных кинотеатра на выставке. Из шести советских художественных фильмов, представленных в Париже, наградами были отмечены «Петр Первый» В. Петрова и «Депутат Балтики» А. Зархи и И. Хейфица. Лучшим же признали «Цирк». Иностранцы были от него в восторге. Среди советских зрителей он тоже пользовался невероятной популярностью – за год его посмотрели 28 миллионов зрителей. По результатам проката его опередил только «Ленин в Октябре».