Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини

Император тоже был на высоте. С благосклонной улыбкой он сказал, что книге рад, но желает, чтобы ее окончили в Риме и чтобы, когда она будет готова, Бенвенуто сам бы ее привез. Откуда священное величество знает мое имя? Как же, как же, мы видели дивной работы застежку, сделанную для папы Климента VII. Помимо войн, новых законов, радения о собственной империи, перестройки Альгамбры и прочего, Карл V знаменит еще тем, что он сам, САМ, поднял кисть, упавшую из рук старого Тициана и отдал ее с поклоном художнику. Карл V умел ценить работников искусства.

Кончил рассказ о столь значимой встрече Бенвенуто в своем обычном ключе. Уходя, он слушал, как император сказал:

— Пусть Бенвенуто сейчас же выдадут 500 золотых скудо.

Некоторое время спустя во дворец принесли испанские деньги.

— Кто тот человек, который разговаривал с императором?

— Я говорил, — выступил вперед косноязычный Дуранте.

Ему и отдали всю сумму. Бенвенуто пожаловался на несправедливость папе, и тот сказал: «Не беспокойся, сочтемся. Свою часть из этих денег ты получишь». Бенвенуто так и не понял, получил ли он свою часть. При общем расчете за все ювелирные работы он получил в три раза меньше, чем ему было обещано. Но это общая участь художников. Надо помнить, что самое большое счастье для них — сам процесс работы, а плата за него — это — тьфу! — дело вторичное. Но в XVI веке художники не были так смиренны.

Не могу обойти молчанием рассказ Бенвенуто о том, как он неожиданно для себя вмешался в политические и военные дела большой Европы. Карл V подарил папе удивительной красоты алмаз, а Бенвенуто сделал с ним перстень еще более «удивительной красоты». Он пошел с эти перстнем во дворец и, «так как дверь для меня никогда не запиралась», беспрепятственно явился в папские покои в момент очень важного разговора понтифика с маркизом дель Васто. Маркиз в чем-то горячо уверял папу. Бенвенуто уловил ответ последнего:

— Я вам говорю — нет. Мне не надлежит вмешиваться.

Бенвенуто ушел за штору, но папа увидел его и велел войти. Маркиз отошел к окну, а папа весь сосредоточился на новом перстне. Рассматривая его и хваля работу, он сказал негромко:

— Бенвенуто, начни со мной важный разговор и не останавливайся до тех пор, пока маркиз не уйдет.

Бенвенуто не надо было повторять дважды. Язык у него был великолепно подвешен, а здесь он мог вволю поговорить о ювелирном деле. Он рассказал, как трудно было работать с этим алмазом, который «немного тонок», и ведь главное — разумно подсветить алмаз, а для этого сделать «блесну», чтобы сияние было полноценным, и т. д. Маркиз кусал в нетерпении губы, а папа слушал ювелира с явным удовольствием. Наконец гость ушел в величайшем гневе.

Оказалось, что Альфонсо д'Авалос, маркиз дель Васто, таково было полное имя командующего войсками Карла V, уговаривал папу вступить в войну с Францией. Шла так называемая Третья Итальянская война (1536–1538). В 1535 году умер миланский герцог Франческо II Сфорца, и Карл V тут же объявил Ломбардию владением империи. В ответ Франция заявила права на Милан и Савойю. И пошла рубка! После разгрома Рима в 1527 году Ватикан принял решение не вмешиваться в европейские войны, а маркиз дель Васто призывал папу Павла III нарушить это правило и выступить на стороне испанцев. Бенвенуто невольно помешал осуществиться этому кровавому плану.

За кольцо папа обещал заплатить 1000 скудо. Оклад для молитвенника Мадонне тоже был окончен, и Бенвенуто собрался было ехать к императору, как и было договорено, вручить подарок. Но вместо него поехал сын побочной дочери папы — молоденький Сфорцо Сфорцо. На вопрос императора, где же сам мастер, юноша, как и было велено папой, ответил, что Бенвенуто болен. С оплатой за перстень опять вышла неувязка, вместо обещанной тысячи папа заплатил 150 скудо.

Охлаждение понтифика было очевидным. Бенвенуто стал замечать, что «уже не мог войти в комнаты (папы) с той легкостью, как прежде, а даже с превеликим затруднением». Ясно было, что при дворе кто-то мутит воду, опять клеветники, завистники и интриганы, сам-то он чист. Некий доброжелатель, близкий к папскому двору подлил масла в огонь. Он рассказал Бенвенуто о некоей общей беседе во дворце. Якобы в обществе своих приближенных папа хвалил работы Бенвенуто, а настоятель собора Святого Петра Латино Ювенале, он тоже был там, заявил:

«— Нет никакого сомнения, что Бенвенуто — человек изумительных дарований; но если даже всякий человек естественно готов больше любить своих земляков, чем других, то все ж таки следовало бы хорошенько соображать, каким образом надлежит говорить о папе. Ему довелось сказать, что папа Климент был прекраснейший государь, какой когда-либо бывал, и столь же даровитый, но только неудачливый; и говорит, что ваше святейшество как раз наоборот, и что эта тиара плачет у вас на голове, и что вы похожи на разодетый сноп соломы, и что ничего-то в вас нет, кроме удачи».

Я привела речь Латино Ювенале в полном соответствии с подлинником, чтобы явно было видно, насколько она неправдоподобна. Папе Павлу III в ту пору было шестьдесят девять лет. Портрет этого величественного, хитрого и строгого старика нам оставил Тициан. Никому не могло бы прийти в голову называть его снопом соломы. Но если кто-то сдуру и высказал подобное, Латино Ювенале ни в коем случае не повторил бы этого. Может быть, собравшиеся приближенные вспомнили Данте, он уже был в Италии «наше всё», и его часто цитировали. Вот стихи из «Божественной комедии»:

Те стены, где монастыри цвели,Теперь вертепы; превратились рясыВ дурной мукой набитые кули.

Но это все мои фантазии. Бенвенуто мог противопоставлять благодетеля своего Климента VII новому папе, но не в таких выражениях. Сам он категорически все отрицает: «И в разум мне ничего подобного никогда не приходило». Бенвенуто решил, что засиделся в Риме, «…я увидел, что папа обо мне уже не того мнения, что прежде, потому что злые языки замутили мне великую службу, и из страха, чтобы те, кто мог, не сделали мне хуже, поэтому я расположился поискать другую страну, чтобы посмотреть, не найду ли я лучшей удачи…»

Путешествие

Бенвенуто уехал из Рима 2 апреля 1537 года. Все свое хозяйство и скарб он оставил Феличе, сказав при этом, что если, не приведи бог, не вернется назад, то пусть Феличе всем этим и владеет. С собой Бенвенуто взял двух подмастерьев: перуджинца Джироламо Паскуччи, который позднее сыграл такую неблаговидную роль по отношению к своему хозяину, и некоего Асканио дей Мари, ставшего прообразом героя романа Дюма и приобретшем благодаря этому посмертную славу.