Василий Балакин - Генрих IV

Как и следовало ожидать, этот мирный договор, отличавшийся взвешенным подходом к решению трудных вопросов, вызвал всеобщее недовольство. Лигёры, продолжавшие плясать под дудку клана Гизов, упрекали Генриха III в том, что он поторопился кое-как заключить мир, чтобы поскорее вернуться к разгульной жизни, к своим любимчикам-миньонам и комнатным собачкам. Протестанты укоряли Генриха Наваррского за то, что он сделал католикам слишком большие уступки, дабы получить определенные гарантии лично для себя. Никогда еще его положение среди единомышленников не было столь шатким, столь спорным. Заключенный мир бойкотировал его родной Беарн, оплот и надежда гугенотов. Подданных короля Наваррского в равной мере раздражали как его пресная политика лавирования, так и его распутная жизнь — все, что так мало было похоже на незабвенную, милую их сердцу Жанну д’Альбре. Весьма показателен был сам факт, что своей резиденцией он выбрал сначала Ажан, а затем Нерак: он в большей мере являлся губернатором Гиени, нежели сувереном Беарна. Выручала сестра Екатерина, во всем походившая на свою мать и потому более импонировавшая подданным, — ее Генрих и назначил регентшей Беарна, дав ей в помощники Армана де Гонто.

Никто не хотел понимать, что Генрих III и Генрих Наваррский, считавшие своим общим врагом Гиза, заключили соглашение, как они полагали, ради блага всего французского общества, вне религии и политики. Но возможно ли политическое соглашение вне политики, а применительно к XVI веку — и вне религии?

О капусте и многом другом

Покинув По, где его сестра твердой рукой проводила в жизнь эдикты Жанны д’Альбре, Генрих обосновался в Нераке, в самом центре находившейся под его управлением Гиени, в замке, для обустройства которого потратил так много средств и сил его дед Генрих д’Альбре. Здесь в свое время царила его знаменитая бабка Маргарита Ангулемская, собравшая вокруг себя кружок гуманистов. Замок, некогда богато меблированный, сильно пострадал, когда в нем хозяйничала солдатня Монлюка. Однако Генрих Наваррский, отнюдь не домосед по натуре, мало обращал внимания как на внутреннее убранство дома, так и на собственные наряды. Несмотря на годы, проведенные при дворе Валуа, он сохранил привычки деревенского жителя. Предоставив своим помощникам хозяйственные заботы, он предавался любимым занятиям, целыми днями разъезжая верхом по окрестностям, охотясь на оленя или забавляясь соколиной охотой. Нет необходимости напоминать, как много времени он уделял и «охоте» иного рода. Хотя, как мы знаем, и присутствие жены не служило для него препятствием, теперь, оказавшись в положении «соломенного вдовца», он чувствовал себя особенно привольно. Не довольствуясь «малышкой Тиньовиль», дочерью Ланселота де Тиньовиля, бывшего мажордома Жанны д’Альбре, так сказать, официальной метрессой этого периода, он беспрестанно заводил мимолетные интрижки с местными красотками, с которыми знакомился на деревенских праздниках и которым было весьма лестно, что на них обращает внимание сам король. Ничем иным он не мог добиться их благосклонности, ибо ни красотой, ни прочими достоинствами великого сердцееда не обладал, а на подарки был скуповат, да к тому же находился в стесненном финансовом положении.

Впрочем, и у этого беззаботного гуляки жизнь не была столь уж безоблачной. Помимо того, что на политической арене положение Генриха Наваррского продолжало оставаться несколько двусмысленным, ему то и дело создавали проблемы люди из его ближайшего окружения, среди которых были и католики, и протестанты и которых нередко приходилось мирить. Ему как губернатору Гиени было досадно, что целые города расположены к нему недружелюбно — прежде всего Бордо, главный город провинции, куда ему даже хода не было. Именно тогда, в начале его губернаторства, с Генрихом Наваррским произошла еще одна невероятная история, в правдивость которой верится с трудом, но которая позволяет судить об отношении к нему жителей региона. Совершая объезд вверенных ему территорий, Генрих прибыл к городишку под названием Оз, у ворот которого его встречали с ключами члены городского совета. Оказанный прием не предвещал дурного, и он бесстрашно ступил под спускную решетку ворот, как тут же послышался крик: «Довольно, опускайте решетку, король здесь!» Решетка упала, отрезав Генриха от его эскорта. Оглянувшись, он увидел, что с ним лишь четверо из его спутников — верные Бац, Рони, его кузен Бетюн-старший и Дюплесси-Морне. Из толпы доносились призывы: «К оружию! Бей их!» Наиболее отчаянные двинулись навстречу с аркебузами наперевес, подбадривая друг друга: «Стреляйте в этого в красном плаще с белым султаном, это король Наваррский!» Но всё завершилось молниеносно и к вящей пользе короля. Выхватив пистолеты, он заставил бунтовщиков уважать себя, выстрелив пять или шесть раз (похоже, у него имелось автоматическое оружие или он был с головы до ног увешан заряженными пистолетами, коими орудовал, как заправский ковбой с Дикого Запада). Тем временем Бац, пришпорив коня, поскакал к другим воротам и приказал открыть их (его приказ, надо полагать, безропотно исполнили), дабы впустить королевский эскорт. Как ни пришпоривай коня, времени у горожан было достаточно, чтобы перестрелять «гостей», и если бы их хотели убить, то убили бы. История, достойная барона Мюнхгаузена — и короля Генриха IV Французского. Исторически достоверно лишь последствие этого ковбойского приключения: губернатор Гиени подал на имя Генриха III жалобу, указывая на неправомерные действия его наместника Виллара, и тот был заменен более дипломатичным деятелем — маршалом Бироном, являвшимся губернатором Бордо.

Екатерина Медичи, издалека следившая за успехами зятя, предприняла коварный шаг, добившись предоставления маршалу Бирону полномочий губернатора всей Гиени на случай отсутствия короля Наваррского. Разумеется, Бирон получил указание следить за действиями Генриха и всякий раз, когда потребуется, создавать для него помехи. Но этого мало. Екатерина решила лично препроводить дочь Марго к ее супругу — не потому, что надеялась на воссоединение этой семейной пары, а с тайным намерением поссорить зятя с его друзьями, а может быть, даже и возвратить его в Париж; неплохо было бы также изучить организацию гугенотов и оценить их силы. Сама Маргарита была не против того, чтобы отправиться к мужу. Продолжая вести распутный образ жизни, она вызывала недоброжелательное отношение к себе со стороны всех группировок, прежде всего членов ордена Святого Духа и королевских миньонов. Вероятно, это и послужило одной из причин того, что она решила воссоединиться со своим супругом, который, в принципе, не возражал возобновить совместное проживание, прерванное его бегством от французского двора, хотя и относился к этому без особого энтузиазма. Он не испытывал доверия к королеве-матери и ее дочери, но и ответить им отказом тоже было нельзя. Король Наваррский был даже столь любезен, что отправился встречать их в Лa-Реоль, в сопровождении эскорта из полутора сотен вооруженных всадников.