Валентин Рунов - Легендарный Корнилов. «Не человек, а стихия»

У контрольно-пропускного пункта у Московской заставы нас обстреляли, тем не менее мы благополучно прибыли в Гатчину. Несмотря на попытку задержать нас там, мы и Гатчину миновали благополучно. К ночи мы добрались до Пскова, где размещалась Ставка главнокомандующего Северным фронтом. Чтобы чувствовать себя в полной безопасности, мы устроились на частной квартире моего шурина генерал-квартирмейстера Барановского. По моему приглашению на квартиру прибыл командующий генерал Черемисов, который, однако, как выяснилось, уже начал «флиртовать» с большевиками. Движение войск к Петрограду, о котором я распорядился, было остановлено по его приказу. После довольно резкого разговора генерал Черемисов удалился. У нас не было никаких сомнений, что он сообщит новым хозяевам положения о моем прибытии во Псков. А потому нам ничего не оставалось, как ехать дальше, в сторону фронта.

В маленьком городке Острове располагался 3-й Конный казачий корпус. Именно этому подразделению под командованием генерала Крымова надлежало в сентябре захватить столицу. В разговоре со мной Черемисов сообщил, что новый командующий 3-м корпусом генерал Краснов, находясь во Пскове, пытался установить со мной связь. Я поинтересовался, где Краснов находится в настоящее время, и получил ответ, что он возвратился в Остров. Мы решили немедленно отправиться в Остров и, если не найдем там Краснова, выехать в Могилев, чтобы встретиться в Ставке с начальником штаба Верховного главнокомандования генералом Духониным.

Позже я узнал, что Духонин дважды пытался установить со мной связь по телефону, однако Черемисов воспрепятствовал этому».

К утру 26 октября Керенский и генерал П. Н. Краснов уже были в штабе 3-го Конного корпуса в Острове. Вся «боевая мощь» этого корпуса состояла из 500–600 казаков и 12 пушек. Все остальные части были отправлены на фронт и в район Петрограда. Тем не менее Керенский решился с этими силами двинуться на Петроград, рассчитывая, что к нему присоединятся и другие части.

С рассвета следующего дня отряд без единого выстрела вошел в Гатчину. Решили идти на Царское Село и оттуда немедленно двинуться на Петроград, где ожидалась помощь верных Временному правительству подразделений, направленных по приказу генерала Духонина, офицеров и курсантов кадетских корпусов, отрядов боевиков партии эсеров. Царское Село также удалось захватить, но уже с определенными трудностями и с большой задержкой по времени…

Финальный акт борьбы А. Ф. Керенского за власть над страной и армией разыгрался 30 октября вблизи знаменитой Пулковской обсерватории. Так называемые Пулковские высоты были в руках кронштадских матросов. В распоряжении Керенского имелись 700 казаков, бронепоезд, пехотный полк, только что прибывший с фронта, и несколько полевых орудий.

Едва артиллерия открыла огонь, революционные солдаты Петроградского гарнизона оставили свои позиции, Казаки бросились за ними в погоню. Однако правый фланг большевиков, где находились кронштадские матросы, не дрогнул. После продолжительной перестрелки, не имея сил закрепиться на столь широком фронте, правительственные войска отошли к Гатчине. 31 октября генерал Краснов направил делегацию казаков в Красное Село для переговоров с большевиками о перемирии. Они проводились в Гатчине в нижнем зале дворца. Неблагоприятный исход этих переговоров (бывшего главу государства и Верховного главнокомандующего казаки «обменивали» на право по домам), вынудил Керенского переодеться в матросскую форму и бежать из Гатчины. После этого его значение как Верховного главнокомандующего больше ни в чем не проявлялось.

Почти полтора месяца бывший Верховный главнокомандующий прятался на одном из близлежащих хуторов. Здесь он прочитал в газете «Известия» сообщение, что армейским организациям предписывается принять меры для немедленного ареста Керенского и доставки его в Петроград, а всякое ему пособничество будет караться как тяжкое государственное преступление.

Позже А. Ф. Керенский писал: «Мои гонители искали меня повсюду. Им и в голову не пришло, что я скрываюсь у них под самым носом, между Гатчиной и Лугой, а не где-то на Дону или в Сибири. А мне тем временем ничего не оставалось, как затаиться, занявшись, насколько это возможно, изменением своей внешности. Я отрастил бороду и усы. Бороденка была жиденькая, она кустилась лишь на щеках, оставляя открытыми подбородок и всю нижнюю часть лица. И все же в очках, со взъерошенными патлами я по прошествии 40 дней вполне сходил за студента-нигилиста 60-х годов прошлого века».

Из своего убежища, основываясь на информации из регулярно получаемых газет, бывший министр-председатель и Верховный главнокомандующий обратился с открытым письмом к русскому народу, которое было опубликовано 22 ноября 1917 года в газете «Дело народа». В нем он писал следующее:

«Опомнитесь! Разве вы не видите, что воспользовались простотой вашей и бесстыдно обманули вас? Вам в три дня обещали дать мир с германцами, а теперь о нем молят предатели. Зато все лицо земли русской залили братской кровью, вас сделали убийцами, опричниками. С гордостью может поднять свою голову Николай II. Поистине никогда в его время не совершалось таких ужасов. Опричники Малюты Скуратова – и их превзошли опричники Льва Троцкого. Вам обещали хлеб, а страшный голод уже начинает свое царство свободы, и дети ваши скоро поймут, кто их губит. Вам обещали царство свободы, царство трудолюбивого народа. Где же эта свобода? Она поругана, опозорена. Шайка безумцев, проходимцев и предателей душит свободу, предает революцию, губит родину нашу. Опомнитесь все, у кого еще осталась совесть, кто еще остался человеком!

Девальвированные русские деньги «керенки».

Будьте гражданами, не добивайте собственными руками родины и революции, за которую восемь месяцев боролись! Оставьте безумцев и предателей! Вернитесь к народу, вернитесь на службу родине и революции! Это говорю вам я – Керенский! Керенский, которого вожди ваши ославили «контрреволюционером» и «корниловцем», но которого корниловцы хотели передать в руки дезертира Дыбенки и тех, кто с ним. Восемь долгих месяцев, по воле революции и демократии, я охранял свободу народа и будущее счастье трудящихся масс. Я вместе с лучшими людьми привел к дверям Учредительного собрания. Только теперь, когда царствует насилие и ужас ленинского произвола – его с Троцким диктатура, – только теперь и слепым стало ясно, что в то время, когда я был у власти, была действительная свобода и действительно правила демократия, уважая свободу каждого, отстаивая равенство всех и стремясь к братству трудящихся. Опомнитесь же, а то будет поздно и погибнет государство наше. Голод, безработица разрушат счастье семей ваших, и снова вы вернетесь под ярмо рабства. Опомнитесь же!»