Генри Харт - Венецианец Марко Поло

Описав Ханчжоу и прилегающую к нему округу, Марко рассказывает много интересного о проживавшей в этой провинции большой секте христиан. Сообщение это ценно не только само по себе: в нем сказано о поездках Марко по землям великого хана и сказано то, чего нет во всей остальной книге. В сообщении о христианах говорится, что их обнаружили в городе Фучжоу, «когда господин Маффео, дядя господина Марко, и сам господин Марко были в этом городе» и вместе с ними там находился некий «мудрый сарацин».

Тот факт, что Марко писал о Китае в основном по своим собственным наблюдениям, подтверждается его признанием, что из девяти провинций «Манзи»[81] он описал лишь три,

потому что господин Марко сам побывал в них, ибо они находились на его пути. О шести других королевствах он много слышал и многое узнал, но так как он сам не побывал в них, то его описание не могло быть столь же полным. Поэтому мы о них умолчим.

На этом Марко Поло заканчивает свое описание Китая, его населения, верований, обычаев, обрядов, его экономики и правительственного аппарата.

Разъезды Марко по стране, выполняемые им правительственные поручения, его странствования в связи со своими собственными делами — все это происходило теперь с гораздо большим размахом, чем в те дни, когда Марко только начинал свою службу у хана. Годы шли и шли. Давно мальчик стал юношей, давно юноша развился в крепкою мужчину — проворного, уверенного в себе, умного и многоопытного. С тех пор как венецианцы приехали в Китай, минуло уже семнадцать лет, и они затосковали по родине. В конце концов, они были здесь все-таки чужеземцами, и яри мысли, что им никогда больше Не увидеть родной земли, в сердца их закрадывался страх. Все чаше им снилась Венеция, и какие бы почести и богатства ни приносила им жизнь в Китае, Поло начали обдумывать планы возвращения в Италию.

Были и другие важные соображения, которые заставляли думать их об отъезде из Китая. Они пользовались покровительством и великими милостями Хубилая, на службе у него они стали и богаты и могущественны. Но ханское благоволение вызывало по отношению к ним зависть и ненависть, и врагов при дворе Хубилая у венецианцев делалось все больше и больше. Венецианцы с горечью смотрели, как стареет и теряет силы великий Хубилай. Они боялись того дня, когда хан умрет, ибо им давно было ясно, что с его кончиной они лишатся всякой защиты. Стоило их могущественному покровителю «вознестись вверх» на драконе, как они оказались бы перед лицом врагов безоружными, а их богатства почти неизбежно обрекли бы их на гибель.

Эти опасения были не безосновательны, и Франческо Пеголотти, осведомляя будущих путешественников об опасностях, которые ждут их в Китае, в своей «Practica della Mercatura» в 1340 году между прочим писал, что

после смерти государя [монгольского хана] и до провозглашения нового государя бывает беспорядок и иногда наносится ущерб франкам и другим иностранцам... И дорога станет безопасной лишь тогда, когда новый государь займет место умершего и начнет царствовать.

Покинуть катайский двор было гораздо труднее, чем приехать туда. Разорвать многочисленные нити, связывавшие венецианцев с троном Хубилая, оказалось куда более сложным делом, чем преодолеть долгий, утомительный и полный испытаний и горя путь на восток. Венецианцы, помимо прочего, боялись, что как только Хубилай умрет и контроль, осуществляемый над страной из Ханбалыка, ослабеет, против владычества монголов вспыхнет всеобщее восстание. Караванные дороги в таком случае будут крайне ненадежны, и если венецианцы и сумеют выбраться из Ханбалыка, то им не избежать гибели в пути.

Расчетливые, хитрые венецианцы следили за настроением хана, характер которого они превосходно знали, и ждали случая.

И мессер Никколо, заметив однажды, что великий хан в чрезвычайно добром расположении духа, воспользовался случаем и, став на колени, попросил у хана разрешения уехать всем трем. Услышав такую просьбу, он [император] был сильно взволнован. И он спросил его, по какой причине они хотят пуститься в столь долгий и опасный путь, во время которого они все могут погибнуть. Если это происходит из желания приобрести богатства [товары] или что-либо подобное, то он охотно даст им вдвое больше того, что есть у них дома, и возвысит их почестями так, как они только пожелают. И по причине великой любви, которую он питал к ним, он наотрез отказал им в разрешении уехать.

В венецианской рукописи есть записи и о других обращениях мессера Никколо к Хубилаю. Мессер Никколо уверял великого хана, что желание уехать объясняется отнюдь не стремлением к богатству, «а тем, что я оставил на родине жену и, по христианскому обычаю, не могу ее бросить, пока она жива». И это говорил человек, который в свое первое путешествие, гоняясь за барышами, не бывал дома целых пятнадцать лет, а возвратившись в Венецию и взяв новую жену, всего через два года оставил ее, когда его вновь потянуло на Восток. А думать о возвращении на родину он начал — явно по соображениям личной безопасности — только после семнадцати лет жизни в богатстве и почете.

Но Хубилай был непреклонен — все доводы он считал, вероятно, отговорками — и заявлял, что венецианцы вольны ездить по его царству где угодно, «но ни за что на свете не должны покидать его». Кроме не раз повторенных слов Марко: «великий хан любил их сильно», у нас нет другого объяснения столь решительному отказу Хубилая. Просили его многократно, но хан знал один ответ — отказ.

Но благосклонная судьба, казалось, неотступно следила за Поло и выручила их и на этот раз. Они были спасены совсем неожиданно, спасены в нужный момент. В те дни, когда они меньше всего этого ждали, счастливый случай дал им прямо в руки долгожданную возможность возвратиться в Венецию.

Глава четвертая

В путь на родину

В последнюю четверть XIII века земли обширной Монгольской империи были связаны между собой очень слабо; наследники великого Чингиса, стараясь сохранить хотя бы видимость верховной власти над множеством вассальных государств и фактически независимых территорий, прибегали к единственному средству — династическим бракам. Выдача принцесс (большей частью приемных) замуж за властителей отдаленных земель нередко служила единственной политической скрепой, объединявшей столицу и какую-нибудь окраинную часть империи.

Смерть похитила жену у персидского хана Аргуна, внучатого племянника Хубилая. У персидских монголов существовал в то время странный обычай: хан, всходя на трон, брал в жены свою мать. Таким образом, покойная жена Аргуна хатун Болгана[82] была в то же время ему и матерью. Происходила она из монгольского племени. Умирая, она завещала, «чтобы наследницей ей и женою Аргуна стала кто-либо из ее же роду». Умерла Болгана 7 апреля 1286 года в Грузии, и вскоре Аргун направил в Ханбалык трех послов — Улатая, Апушку и Коджу — с большой свитой, прося Хубилая выбрать и прислать ему невесту из того же рода, из которого была Болгана.