Георг Форстер - Путешествие вокруг света

Было, наверно, около двух ночи, когда сильный раскат грома разбудил нас. К тому времени буря разыгралась вовсю и перешла в настоящий ураган. Вокруг вырывало с корнем громадные деревья и с ужасным треском валило их на землю, завывало в густых ветвях так громко, что порой почти не было слышно страшного рева волн. Беспокоясь о шлюпке, мы отважились в непроглядной темени пойти к берегу; вдруг вспышка молнии на миг осветила весь залив, и мы увидели, как по голубым горам на разной высоте, пенясь, бегут бурные потоки. Казалось, что все стихии, объединившись, грозят гибелью природе.

S'odono orrendi tuoni, ognor piu cresceNon han piu gli elementi ordine о segnoDe'fieri venti il furibondo sdegno.Increspa e inlividisce il mar la facciaE s'alza contra il ciel che lo minieccia.

Вслед за молнией раздался самый сильный удар грома, какой нам когда-либо приходилось слышать; его долгие страшные раскаты семикратно отозвались в нагромождениях окрестных скал. Мы словно застыли на месте, сердца наши бились при мысли, что буря или эта молния могли уничтожить корабль; тогда, нам пришлось бы оставаться в этой пустынной части мира и дожидаться здесь погибели. В таких вот страхах провели мы остаток ночи, которая показалась нам самой долгой в нашей жизни.

Наконец часам к 6 утра буря начала утихать, и, едва забрезжил рассвет, мы сели в шлюпку и довольно скоро добрались до корабля, который, к счастью, не получил никаких повреждений, хотя из-за шторма пришлось убрать брам-реи и нижние реи. Морской рукав, который мы теперь занесли на план и в котором провели столь скверную ночь, получил название Вет-Джекит-Ам [Мокрый рукав] — на память о наших промокших насквозь куртках.

Теперь оставалось обследовать только один рукав к северу от упомянутого. Поскольку капитан теперь чувствовал себя получше, он решил сам выполнить последнюю в здешних местах работу. Милях в 10 от входа в эту протоку угадывался выход из нее. Здесь тоже было много удобных бухт, свежая вода, лес, рыба и птица. Возвращаться пришлось против ветра под сильным дождем; около 9 часов вечера, промокшие до нитки, они вернулись на борт.

Наутро небо прояснилось, но ветер оставался встречным, не позволяя выйти в море. Поэтому капитан решил еще раз отправиться в залив, чтобы пострелять птиц, и мы присоединились к нему. Охота заняла целый день и оказалась довольно удачной, в то время как офицеры, захотевшие поохотиться в других местах, вернулись почти с пустыми руками.

На следующий день ветер по-прежнему дул с запада, причем довольно сильно, так что капитан предпочел опять не выходить в море. Вместо этого после полудня, когда ветер стал немного слабее, он направился к острову, лежавшему у входа в залив, чтобы поохотиться на тюленей. С помощью команды он убил их около десятка, но взять с собой смог только пять, на остальных не хватило места в шлюпках.

Ночью выпал снег и покрыл почти сплошь все горы; казалось, будто совсем наступила зима. Погода была ясная, воздух холодный, но ветер дул попутный, и капитан приказал сниматься с якоря. Тем временем была послана шлюпка, чтобы подобрать убитых накануне тюленей. Когда она вернулась, мы окончательно покинули бухту Даски и уже к полудню находились в открытом море.

Итак, мы провели здесь шесть недель и четыре дня, в изобилии обеспеченные свежей едой, все время в трудах и в движении. Несомненно, это весьма способствовало выздоровлению тех, кто ко времени нашего прибытия сюда страдал от цинги, и укрепило силы остальных. Но вряд ли нам удалось бы поддерживать здоровье и бодрость без росткового пива, поскольку, если говорить по правде, климат в бухте Даски оставляет желать лучшего. Во всяком случае, здоровым его не назовешь хотя бы потому, что за все время нашего здесь пребывания лишь одну педелю держалась хорошая погода, а все остальное время шли дожди. Однако наши люди страдали от такой погоды безусловно меньше, чем кто-либо другой, поскольку англичане и у себя на родине привыкли по большей части к сырости. Другим недостатком бухты Даски можно считать то, что здесь нет ни дикого сельдерея, ни ложечницы, ни других антицинготных растений, которые так часто встречаются в проливе Королевы Шарлотты [пролив Кука] и в других местах Новой Зеландии. Немало неприятностей доставляют и мошки, ядовитые укусы которых вызывают настоящие нарывы, как при оспе. Плохо также, что здесь нет ничего, кроме лесов, диких и непроходимых; наконец, что горы здесь ужасно круты и, следовательно, не могут быть обжиты. Однако все эти обстоятельства, особенно два последних, неприятны скорее для обитателей этой страны, нежели для мореплавателей, которые лишь ненадолго решили бросить здесь якорь и подкрепить силы; для таких путешественников бухта Даски, несмотря на все свои недостатки, всегда окажется хорошим прибежищем, особенно если им, подобно нам, доведется долго не видеть земли и провести много месяцев в открытом море, то и дело борясь с трудностями. Проход в нее надежный, нет никаких опасных камней, скрытых под водой, повсюду столько гаваней и бухт, что всегда легко найти место для якорной стоянки, где будет достаточно леса, воды, рыбы и птицы.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Плавание от бухты Даски к проливу Королевы Шарлотты.— Воссоединение   с    «Адвенчером».— Рассказ о том, что происходило у них

Как только вернулась шлюпка с тюленями, мы подняли паруса и поплыли на север, сопровождаемые стаями черно-коричневых альбатросов и голубых буревестников. С юго-запада накатывали огромные волны. Чем дальше мы уходили вдоль берега, тем ниже казались горы, а термометр за первые двадцать четыре часа поднялся на 7 1/2°: когда мы покидали бухту Даски, он показывал 46°[7,7°С], а на другой день в 8 утра — 53 1/2° [11,9°С]         

14-го мы находились близ мыса Фаулвинд, что значит «встречный ветер»; как бы оправдывая это название, ветер переменился и стал дуть нам навстречу. Он бушевал весь день 16-го, и все это время мы лавировали около мыса Рокс-Пойнт.

На другое утро в 4 часа ветер опять стал попутным, мы направились на восток и около 8 утра находились как раз напротив мыса Феруэлл. Берег здесь был низменный и пустынный, но в глубине виднелись высокие горы с заснеженными вершинами. Целые стаи маленьких ныряющих буревестников (Procellaria tridactyla, Little diving petrels) летали или плавали вокруг нас, а иногда ныряли, проплывая с достойной изумления скоростью под водой большие расстояния. Внешне они напоминали тех, что мы видели 29 января и 8 февраля, когда под 48° южной широты искали остров Кергелен.

В 4 часа пополудни, когда мы находились где-то недалеко от мыса Стефенс, ветер почти утих, а порой и вовсе не чувствовался. На юго-западе были видны плотные облака, а в южной части мыса шел дождь. Некоторое время спустя мы вдруг увидели в этой стороне на поверхности моря беловатое пятно, из которого поднялся водяной столб, напоминавший видом стеклянную трубу. Другой подобный столб, состоявший из тумана, опустился из облаков, как будто желая соединиться с первым. Это действительно произошло; так возникло атмосферное явление, называемое водяной смерч. Вскоре мы увидели еще три подобных столба, возникших таким же образом. Ближайший находился от нас примерно в 3 английских милях, у основания он имел в поперечнике около 70 клафтеров[203]. Когда этот феномен начал формироваться, термометр показывал 56 1/2° [13,6°С]. Поскольку природа и происхождение его до сих пор так мало известны, нам следует обращать внимание на все, даже ничтожные обстоятельства, с ним связанные. Основание столба, где вода находилась в сильном движении и по витой (спиралевидной) линии поднималась, подобно пару, вверх, образовывало на поверхности моря большое пятно, которое при свете солнца приобретало красивый желтоватый оттенок. Сами столбы имели цилиндрическую форму, однако вверху они были толще, нежели внизу. Они довольно быстро продвигались по поверхности моря, но с иной скоростью, чем облака, и потому принимали изогнутое, косое положение. Часто они проходили рядом один с другим в разных направлениях, а так как было безветренно, мы пришли к выводу, что каждый из этих водяных смерчей производит собственный ветер или таковым движется. Наконец они один за другим распались, вероятно потому, что верхняя часть двигалась обычно несравненно медленнее нижней, так что колонны становились слишком скошенными и слишком растягивались в длину.