Владимир Дворцов - Форвард №17: Повесть о Валерии Харламове.

По натуре своей Валерий был оптимистом, депрессии были ему чужды. После первого шока он начал постепенно приходить в себя. Вначале, когда нога его была недвижима и сама мысль об игре казалась такой же странной, как, скажем, мысль о полете при помощи взмаха рук, он говорил себе: «Что ж, это не катастрофа. Ты уже поиграл немало, кое-чего достиг, не мальчик, будешь тренировать».

Но вскоре понял, что это были только слова, самозаклинания. Он еще не смирился с вынужденной остановкой, он еще хотел играть. Долгие годы хоккейной жизни, когда каждая клеточка, каждая мышца привыкли к напряженному физическому труду тренировок и бурной разрядке накопленной энергии во время игры, не давали ему даже возможности представить себе другое существование.

Врачи, рассматривая в пятый, десятый раз рентгеновские снимки ноги Харламова, каждый раз пожимали плечами. Кто знает, а вдруг это случай, который противоречит учебникам? Конечно, немалую роль сыграло и то, что всем им очень хотелось, чтобы их пациент сотворил чудо. Не надо ведь было быть особенным знатоком хоккея, чтобы знать, что такое для него Валерий Харламов.

И вот пришел день, когда они сказали своему пациенту:

– Все зависит от вас. Шансов вернуться на лед немного, но они есть. Вам предстоит нелегкий путь.

Валерий только усмехнулся: нелегкий путь. Можно подумать, что до катастрофы он шел легким путем. Можно подумать, что бесконечные тренировки, когда кажется: все, больше не могу, были легки. Приходилось ведь все время насиловать не только уставшие мышцы, но и сознание. А сознание шептало, настаивало, соблазняло: ну сколько же можно горбатиться? Хватит, отбарабанил свое, можно и срезать угол. И нужно было усилием воли свертывать шею этим соблазнам, и снова и снова идти путем трудным и не смотреть на тот, что полегче.

Пришел момент, когда ему разрешили подняться, потом дали костыли. Поразительно, как быстро слабеют мышцы, лишенные привычной нагрузки. Он сидел на кровати и смотрел на ноги. Даже на глаз было заметно, как уменьшились в объеме мышцы, какими мягкими они стали. Он уперся костылями о пол и медленно встал. Он напряжения немножко кружилась голова, и все вокруг плыло, покачивалось, как на волнах.

На секунду мелькнула мысль: не зря врачи сомневались, не смогу. К черту. Но тут же привычно подавил ее. Чему-чему, а этому спорт его научил. Большой спорт – это ведь в первую очередь постоянное преодоление себя, жизнь «через не могу». Да и стыдно стало. Вспоминался Алексей Маресьев и Владислав Титов, чью книгу «Всем смертям назло» он прочел еще до катастрофы. Им-то в тысячи раз тяжелее было, даже сравнивать нельзя.

Он встряхнул головой и сделал первый шаг. Первый шаг за долгие дни и недели глядения в больничный потолок и борьбы с сомнениями. Потом второй.

Через неделю он проковылял сотню метров до скверика и обратно. Это уже была победа. Если сегодня коекак прополз сто метров, значит, завтра можно одолеть сто двадцать. Потом – сто пятьдесят. А там Можно будет все меньше и меньше опираться на костыли, постепенно перенося тяжесть тела на дрожащие от слабости ноги. Это, как говорится, дело техники. Техники и воли.

В конце концов нечто похожее приходилось испытывать каждый год после такого короткого летнего отдыха. Казалось бы, играешь уже столько лет, привык к нагрузкам, ан нет. Возвращаешься после отпуска – а ведь и в это время следишь за весом и стараешься не потерять форму, – и так трудны эти первые втягивающие тренировки! И ничего, терпишь. Потому что знаешь: иначе нельзя.

Валерий ходил все больше и больше, и врачи постепенно переставали качать головами, начали улыбаться.

Но врачи врачами, упорство упорством, а колоссальную помощь оказали ему друзья. Не только ходили подкармливать вкусненьким в госпиталь, подбадривали, но Михайлов и Петров имели с ним серьезный разговор.

– Сборная собирается ехать за океан в сентябре, на Кубок Канады, – сказал Михайлов.

– Знаю, – сказал Харламов. – На этот раз без меня. У меня пока что другой курс-на ноги встать как следует.

– Знаем, – усмехнулся Петров. – Поэтому-то и решили тебе сказать, что без тебя не поедем.

– Спасибо, ребятки, но…

– Без всяких «но». Ты не можешь ехать, и мы не поедем, – сказал Михайлов. – Все-таки мы тройка, а не двойка…

Хоккеисты обычно не склонны к сентиментальности. Но в этот момент Валерий Харламов почувствовал, что глаза предательски увлажнились. И не потому, что нервы у него после катастрофы были уже не те, что раньше. Просто почувствовал он такой прилив теплой благодарности к друзьям, что и сказать ничего не мог. Пробормотал что-то нечленораздельное.

О, это был знак высшей привязанности! Это был неслыханный по щедрости подарок. И неважно, что не нужен он был Валерию. От всей души радовался бы он за Володю и Бориса, если бы они поехали на Кубок Канады. Душой был бы с ними. Но, наверное, самые драгоценные подарки – это не те, которые нужнее всего, а те, что преподносятся от чистого сердца.

После этого Валерий почувствовал такой прилив сил, что вот-вот взлетит. И тренироваться стал с утроенной энергией. А сборная, которую назвали тогда «экспериментальной», отправилась на Кубок Канады без первой тройки.

Впервые в жизни Валерий следил за играми товарищей на канадском льду по телевизору. И было это довольно утомительным занятием. Шоферы знают это ощущение, когда сидят рядом с водителем: сколько не тверди себе, что ты – пассажир, ноги непроизвольно выжимают сцепление и притормаживают. Так и он. Кажется, сиди себе в кресле и смотри на экран. Не получается: душа там, на льду, с ребятами, и мышцы подергиваются от непроизвольного мысленного рывка – ведь можно выскочить сейчас один на один с вратарем.

Когда Харламов почувствовал, что может уже выйти на игру, старший тренер армейского клуба Константин Борисович Локтев спросил его: «Готов ты со своими – Михайловым и Петровым играть?»

– Пока нет, – ответил Валерий. – Выйду на первый матч в третьей тройке.

Тренер согласился. Всетаки не такая нагрузка, как в первой. Первая тройка – лидер. От нее многого ждут, и против нее противник сражается с особым упорством. А «Харлам» еще не окреп.

Все это было вполне логично и свидетельствовало о серьезном и профессиональном подходе к делу старшего тренера. Но Петров и Михайлов такой «обузы», как возвращающийся в большой хоккей Харламов, не испугались и попросили Локтева, чтобы Валерий играл именно с ними и чтобы именно они помогали ему войти в игру.

Константин Борисович их понял. Он прожил долгую жизнь в хоккее и давно уяснил, что. порой нелогичные решения оказываются самыми логичными.