Елена Арсеньева - Репетиция конца света

Те двое отошли от подъезда, и Алена смогла увидеть вторую тень. Она была несколько покороче и пошире первой, вдобавок мужчина, очевидно, носил какую-то толстую, короткую куртку, из-за чего верхняя часть его туловища казалась кургузой.

Тени скрылись за углом, лишив, таким образом, Алену единственного доступного ей развлечения. От нечего делать она мысленно пожелала этим двоим удачи в их поисках. А потом – от нечего же делать – попыталась поискать щелку меж зеленых штор, скрывавших от нее происходящее в комнате. Там все еще спорили, но звукоизоляция окна была отличная – все-таки не зря так ретиво рекламируют стеклопакеты! – поэтому до Алены доносились лишь какие-то отголоски. Она повертелась так и этак, стараясь по возможности ничего не задеть и не свалить, как вдруг шторка качнулась – видимо, кто-то в комнате задел ее, – и Алена на какой-то миг увидела стоявших около ложа разврата Катерину со змеиной улыбкой на лиловых поджатых губах, голого по пояс, очень злого и очень красивого Влада, который выразительно поигрывал мускулами. А рядом с ним... рядом с ним стоял невысокий худощавый парень в черной, короткой, легковатой для зимы куртке. Короткая, торчащая челка, прищуренные узкие глаза...

Тот самый! Тот самый, кого она видела в Москве около «Макдоналдса», потом в сквере облсуда, потом... потом была эта жуткая погоня по лестницам и коридорам Дома связи!

«Плохо, Алеха! Хило, Вавила!» – как писал известный русский лингвист и составитель «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даль. И он был глубоко прав. Ох, плохо, Алеха! Воистину, хило, Вавила...

Весь минувший день Алена старательно убеждала себя в том, что это загадочное преследование – либо наваждение, либо бред. Она умела вот так уверить себя иногда, что неприятности и опасности существуют только в ее воображении, а поскольку основная жизнь ее в основном протекала за пределами реальности, ей очень часто удавалось загнать реальные страхи в глубь подсознания. Думала, так же произошло и теперь, но... вот он, реальный преследователь! Монстр, родившийся в ее воображении? Или все-таки ужасная действительность, реальная и необъяснимая угроза?

Протянулась рука Катерины, унизанная множеством серебряных браслетов – до Алены, чудилось, донесся их нежный перезвон, – и задернула шторку плотней. Алена осталась в кромешной темноте одна со своими страхами, уж и не понять, реальными или воображаемыми, но самым пугающим было полное непонимание происходящего.

Кто этот человек? Почему он преследует Алену? За что хочет убить ее?

Она не только не знала истинных причин его действий, но даже не могла выдумать сколько-нибудь убедительных! И это было совсем плохо...

«Дорогая мама, прости. Теперь тебе не придется мучиться из-за меня. Прости! Ты всегда говорила, что не хотела меня, я стал извергом, подонком. Я потерял смысл в жизни. Я тянул все сам. Прости меня. Я устал жить. Если будет возможность, то забери Никитку к себе. Забудьте меня.

Не думайте обо мне. Я этого недостоин».

Владимир глотнул из стакана, не чувствуя жгучего вкуса водки. Да, он уже допил пиво и принялся за сорокаградусную. Какая разница, чем налакаться перед тем, как... И уж точно – наутро голова болеть не будет. Лучшее средство от похмелья – смерть!

Хорошо он написал матери – душевно. Так и тянуло перечитать. Перечитал и остался еще больше доволен. Без упреков, главное. Все-таки мать есть мать, какая бы она ни была, но она его родила... другое дело, что на муки родила! Не любила, не хотела, может, и проклинала украдкой. А вот интересно, не она ли наворожила своими проклятиями эту участь немилому сыночку: чтобы он однажды вошел в свой дом, держа на руках спящего сына, и услышал, как сладострастно хрипит на его жене какой-то посторонний мужик?

Впрочем, почему – какой-то? Володя отлично знал, кто это был. Тот же, по которому сохла Ольгина сестрица. На самом-то деле ей ни родной муж не был нужен, которого они первого замочили, ни Сайков, с которым эта сучка потом демонстративно трахалась. Только этот, как его там... Красавчик. Господи, как его возненавидел Володя с первого взгляда! Словно чуял, сколько бед им всем принесет этот... герой-любовник.

А может, Володя делает страшную ошибку? Может, снять с крючка петлю и распустить ее? Отнести веревку на балкон, где на ней еще не один год тихо-мирно будет сохнуть бельишко, а самому достать из схоронки верную удавочку, душегубку со стажем? Ох, сколько хрипов она перетянула, палачиха чертова! Вот пусть и еще один перетянет. Отправить в невозвратные края Ольгиного стебаря, а самому остаться в живых.

Но ведь вся штука не в том, чтобы непременно кто-то сдох: он сам, Володя Кутьков-Лапиков, либо Ольгин хахаль. Штука в другом: не будет этого мужика, будет еще один, два, три. Ольга уже стала настоящей блядью, она не сможет остановиться. Другое дело, что этого типа она любит, конечно... Это Володя сразу просек. Раньше, кто бы у нее ни был, ее на всех хватало, спала и с чужими, и с мужем, ни в чем законному не отказывала. А когда появился этот... С тех пор она не подпускала к себе Володю. То есть она не хотела любовнику с мужем изменить. Значит, он был не просто любовник. Он был любимый...

Но ведь и Володя тоже был ее любимый! Он помнил, если она забыла, он-то все помнил!

Схватился за ручку, как за оружие. Всадил синий шариковый стержень в бумагу, как всадил бы нож в грудь врага:

«Оленька, прости. Ты сама выбрала эту жизнь и написала на фотографии, что я – первая и последняя твоя любовь. Это было, я отлично помню. А ты забыла. Или врала самой себе? Ты все время всем врала. Теперь я другого выхода не вижу, прости меня. Ты меня сначала использовала, а после выбросила. Это все мерзко. Вся ответственность на тебе. Может быть, после моей смерти ты на этом горе построишь свое счастье, не знаю. Но подумай, а если он женат? Будешь просить его разводиться или бабу его убивать станете? Эх, Оленька, жаль мне тебя. Ничего, когда-нибудь еще встретимся там! Прощай. Владимир».

Насчет встречи там – это здорово получилось. Здорово! За это надо было выпить.

И он снова начал пить – большими глотками, почти не ощущая, как водка обжигает горло.

– Плохи наши дела, – пробормотала Катерина, наконец-то открыв дверь на лоджию и сделав Алене знак войти в комнату. – Просто никакие.

– В каком смысле? Этот буйный что, еще не ушел?

– В таком смысле, что этот буйный из квартиры-то ушел, но шарахается вокруг дома, как часовой. Он, конечно, сделал вид, что поверил мне, но только сделал вид. И не уйдет, пока не подкараулит вас.

– Да говорю же вам, я не его жена! – вскричала Алена.

– Мне без разницы, уверяю. Но мужику нужны именно вы, не зря же он безошибочно опознал ваши одежки. Да и вас описал достаточно точно.