Повесть о неподкупном солдате (об Э. П. Берзине) - Гунар Иванович Курпнек

— Думаю, что дней через пять-шесть я дам вам полный список…

— Список? Мне нужен не список, а живые люди. С каждым из них я познакомлюсь сам.

— Хорошо. Пусть будет так. Ровно через неделю я приведу к вам своих людей. Где мы назначим встречу?

— На вашей новой квартире. — Рейли наполнил бокалы. — Елена Николаевна! Господин пастор! Полковник! Я поднимаю тост за успех нашего дела, за вас, господин полковник!

Потом пили за Елену Николаевну, за Рейли, за Тилтиня, снова за Берзина, опять за Елену Николаевну. Рейли наливал и наливал в рюмки.

На эстраду вдруг взобрался лохматый человек в потертом пиджаке, из-под которого выглядывала грязная тельняшка. На щеках его яркой краской были намалеваны бубновый и пиковый тузы. Размахивая длинными ручищами, лохматый начал читать стихи:

И пусть вздыхает черный кофе,

Пусть гра играет на губах,

Лишь я увижу едкий профиль

На покрасневших облаках…

Его не слушали. Лохматый неистово бил себя в цыплячью грудь и, наконец, сошел с эстрады, сам себе аплодируя.

В затуманенном мозгу Эдуарда Петровича билась одна и та же мысль: не болтать! Слушать! Только слушать! Не болтать! Тилтинь незрячими глазами смотрел на происходящее: крепкий коньяк явно ударил ему в голову. Елена Николаевна смеялась к месту и не к месту, но в какую-то минуту, бросив на нее короткий взгляд, Эдуард Петрович увидел неожиданно холодный, даже жесткий блеск совершенно трезвых глаз. «Вот так штука! Пьет наравне со всеми и…» — пронеслось в голове.

Рейли сыпал анекдотами, и сам первый смеялся своим шуткам.

— Никогда не думал, что латыш перепьет ирландца, — с пьяной настойчивостью повторял он одну и ту же фразу.

Внезапно шум в зале стих. В дверях, выставив длинные маузеры, стояло пятеро.

— Всем оставаться на местах! Деньги, часы и прочую драгоценную мелочь — на стол! — сильно грассируя, скомандовал высокий, щегольски одетый грабитель, очевидно главарь. — Пожалуйста, руки вверх! Мои друзья быстро избавят вас от ненужных вещей, и вы сможете продолжать веселье! Начнем!

Кто-то взвизгнул. Кто-то выругался.

— Просим не шуметь!

Один из налетчиков сдернул со стола скатерть, расстелил на полу в центре зала.

— Прошу подходить по одному и выкладывать все. Предупреждаем — в заключение будет обыск, — провозгласил главарь.

У скатерти сразу образовалась очередь. Летели на белый квадрат пухлые бумажники, часы, кольца, запонки. Один за другим обходил столики главарь. Вежливо раскланиваясь, взимал «дань» с посетителей.

С напряженным вниманием следил за ним Берзин. Как только начался «обыск», он с замиранием сердца вдруг вспомнил, что в левом кармане гимнастерки лежит листок картона, который, попадись он на глаза главарю или Рейли, одним махом разрушил бы так долго и тщательно готовящуюся операцию. Сколько раз Эдуард Петрович клялся себе без нужды не носить с собой этот шершавый листок картона, на котором каллиграфической прописью было выведено, что его владелец имеет право беспрепятственного входа в здание ВЧК. Надо же такому случиться: именно сегодня утром он заходил к Петерсону, чтобы оставить пропуск, но не застал его. И вот…

«Что делать? Начнут выворачивать карманы — обнаружат пропуск и тогда… Что же делать? Как только этот клыщ подойдет к столику, запущу в него бутылкой, а там — будь что будет». С трудом сохраняя спокойствие, Эдуард Петрович не сводил глаз с налетчика. А тот невозмутимо, будто выполняя обыденную, давно надоевшую работу, обшаривал карманы сидевших за столиками. Вот он застыл в нетерпеливом ожидании, пока толстый, лоснящийся господин мусолил во рту палец и, морщась, стаскивал с него массивное обручальное кольцо.

Потом главарь налетчиков подошел к столу, где сидели Берзин, Рейли, Тилтинь и Елена Николаевна. Берзин протянул руку к бутылке, но Рейли, видимо, поняв его намерение, ухватился за горлышко раньше и, опрокинув содержимое в бокал, протянул его налетчику:

— Выпьем за храбрых мужчин!

Налетчик принял бокал, улыбнулся Елене Николаевне:

— И очаровательных женщин! — он одним духом осушил бокал и как ни в чем не бывало спросил: — Вы приготовили драгоценности? Прошу!

Рейли протянул налетчику какой-то документ. Тот прочел его, вернул с поклоном Рейли.

— Ничем не могу помочь, господин Массино. С Турцией мы находимся в состоянии войны, поэтому разрешите взять трофеи, — он искоса взглянул на Елену Николаевну. Казалось, что налетчик не устоит перед очарованием этой женщины. Но это было только секундное колебание. Он протянул руку. — Кольца, браслет! Колье!

Елена Николаевна привычным движением сняла браслет, кольца и, кинув их на стол, застыла с презрительным выражением лица.

— Колье! Прошу вас колье!

Резким взмахом руки Елена Николаевна сорвала с шеи колье и швырнула его в лицо грабителю.

— Бери! Падаль!

— Без эксцессов, мадам! Мы тоже люди! Замечу — вежливые люди!

Эдуард Петрович увидел, как колье, упав на паркет, проскользнуло к стоявшему на полу портфелю с деньгами. «Жирный кусок отхватят бандиты!» — подумал Берзин. Но, нагнувшись за колье, налетчик не обратил внимания на потертый портфель. «Сейчас начнет шарить по карманам, — решил Эдуард Петрович, — тогда…» Но ему не пришлось ни биться с налетчиками врукопашную, ни откупаться от них немудрящим солдатским «богатством»— старенькими часами и остатками командирского жалованья. Взвесив на руке крупный аметист, заключенный в тонкую золотую оправу, налетчик двинулся к следующему столику, видимо, решив, что получил достаточно с этих четверых.

Налет кончился так же внезапно, как начался. Захватив связанную скатерть, грабители исчезли. Кто-то пытался организовать преследование, кто-то кричал, что во всем виноваты большевики… Елена Николаевна молча пила коньяк. Тилтинь дремал. Рейли смеялся:

— Ловко работают, черти! Знаете, полковник, я не сомневаюсь, что через некоторое время деньги этих молодчиков поступят к вам.

— Я не совсем понимаю…

— Что тут не понять? У налетчиков — корпорация. И действует она под эгидой московских купцов. Мы же черпаем денежки именно у этих толстосумов. Вот и получается — метаморфоза.

— Мне от этой метаморфозы ничуть не легче, — глухо проговорила Елена Николаевна. — Кольца, браслет — пустяк. А вот колье, — она вздохнула, закрыла глаза, — колье охраняло меня в этом долгом и нудном пути, именуемом жизнью.

Пить уже не хотелось, но они пили, вскоре забыв и о налете, и о драгоценностях, и о том, что привело их в этот ночной ресторан.

Где и когда он расстался со своими спутниками, Эдуард Петрович не помнил. Смутно ему виделась пролетка извозчика, на которой ехали по необыкновенно гулким улицам, мелькали