Инна Свеченовская - Неразгаданная тайна. Смерть Александра Блока

Уродство чудится ему во всем. А еще страшит эйфория, охватившая всю страну. Словно пир перед приходом чумы. Всевозможные празднества, карнавалы, романтические встречи и поэтические вечера с ворохом цветов и брызгами шампанского стали непременным атрибутом литературного Петербурга и Москвы. Люди как будто предчувствовали грядущие катаклизмы и старались успеть насладиться веселой и легкой жизнью. Только ужасаешься тому, что творится вокруг. Где-то вытащили из воды труп, вот кашляет маленькая нищенка-замарашка. А чуть поодаль бродяга пьет грязную воду из канавы. Да еще Люба. Она все настойчивее просит его о разводе. «Я бы хотел жить, если бы знал как», – говорит он ей. И просит остаться. Она ему так нужна. И она остается, понимая, что если уйдет, он что-нибудь с собой сделает. Никогда Блок не был так близок к самоубийству, как в это время. Но судьба готовилась преподнести ему подарок. Возможно, последний.

Глава 13

Кармен

Такое бывает: поэт способен предвидеть то, что его ждет. Может даже и больше. Напророчить себе будущее. Например, встречу с женщиной. Так случилось и с Александром Блоком. Еще в ранних его стихах возникает образ цыганки, слышатся звон монист, удары в бубен. Он словно ждал момента, когда плясунья кочевая, «как отзвук забытого гимна», вспыхнет перед ним звездой в ночи и войдет в его судьбу.

Но время шло. У него была большая любовь – Люба. И множество увлечений. И все же… Неосознанно, в разноцветной толпе он искал новый образ, который смог бы ему подарить иную любовь. Настоящую. Свою новую королеву. Правда, искал безуспешно. Ведь Блок давно убедил себя, что не достоин любви. Косвенным подтверждением этому стала ненависть, которую они с женой испытывали по отношению друг к другу. Она теперь изменяла ему нарочито, с вызовом, надолго уезжала на гастроли, а вечера проводила в кабинетах и меблированных квартирах. Жить вместе у них не получалось, и супруги то разъезжались, то вновь сходились, для того чтобы продолжать мучить друг друга ненужными скандалами и сценами.

Представить, что когда-нибудь его королевой станет Любовь Дельмас, Александр Александрович не мог даже в самых смелых фантазиях. Более того, если бы оперная певица-примадонна и Александр Блок встретились чуть раньше или, напротив, чуть позже, то просто бы прошли мимо друг друга. Настолько разными они были.

И все же им было предначертано встретиться. Они жили рядом, даже по соседству на самом краю города, в самом конце улицы, упиравшейся в мелководную речушку с грязными, размытыми, суглинистыми берегами. Два дома – один ближе к реке, другой чуть выше – служили пристанищем для двух неприкаянных душ.

Одна – заблудившаяся в потемках надуманной «философии» душа поэта, другая – душа неистовая и пылкая, душа актрисы и певицы.

Однако ни он, ни она не представляли, насколько эта встреча окажется судьбоносной и полностью перевернет жизнь обоих, подарив обжигающую, ирреальную страсть, отказаться от которой невозможно. Ее можно либо принять, либо умереть.

В Петербурге того времени оперы ставили в Большом Мариинском театре и в Театре музыкальной драмы. Репертуар был почти одинаковым, но в Музыкальной драме декорации были более современными, артисты не только моложе, но и играли совсем по-другому. Звездой первой величины была Любовь Дельмас. Высокая, худощавая, с яркими рыжими волосами и лучистыми зелеными глазами, она неизменно вызывала шквал рукоплесканий своей Кармен. О ее красоте говорил весь Петербург.

Иногда сердце певицы сладко-сладко замирало, словно чувствовало: в зале сидит ОН, предназначенный ей судьбой. И тогда дивный, сильный голос раскрывался подобно экзотическому цветку, сводя с ума ценителей ее певческого дара.

И все же… У Блока не зря возникло предчувствие еще за долго до этой встречи. Душа ждала Её, ту женщину, которая бы поняла его. Она пришла. Явилась в образе Карменситы – до ужаса знакомая, далекая и близкая. И закружила его, замела метель любви. Пришла из вихря музыки и света, «всех ярче, верней и прекрасней», веселая, в золоте кудрей, с чарующим голосом. С него, с голоса, собственно, все и началось.

Ведь прежде чем увидеть женщину своей мечты, Блок услышал ее дивный меццо-сопрано. Поэта всегда привлекали женщины а-ля Достоевский. Андреева-Дельмас и оказалась такой. Мать поэта обронила про нее: «Она стихийная…». Блоку же, когда она, потряхивая золотисто-рыжими волосами, в темно-малиновой юбке, оранжевой блузе и черном фартуке, с дразнящей распущенностью, развязностью манер врывалась на сцену, вообще казалось, что это не женщина – «влекущая колдунья». Его влекущая… Может, потому и напишет ей первым… Впрочем, ныне известно все: когда написал первый стих из цикла «Кармен», посвященного ей, когда послал с посыльным первые книги, когда познакомился в Театре музыкальной драмы. Позже Блок возьмет за правило, как вспоминала она, всякий раз после исполнения роли Кармен посылать ей розы – «эмблему красоты… и счастья».

Дельмас – сценический псевдоним певицы. Урожденная Тишинская, Любовь Александровна приехала в Петербург из Чернигова. Поступила в консерваторию, блестяще прошла конкурс. Еще во время учебы исполнила партию Ольги из «Евгения Онегина», потом, уже по окончании консерватории, пела в Киевской опере, в петербургском Народном доме, вместе с Шаляпиным участвовала в заграничном турне, пела в «Риголетто», «Пиковой даме», «Аиде», «Снегурочке», «Парсифале», «Царской невесте» и, наконец, в «Кармен». Ее называли «лучшей Кармен Петербурга».

Она любила жизнь, в ней бушевала «буря цыганских страстей». Ее глаза сияли. Разве могла она оставить равнодушным Поэта? Еще не будучи представлен «лучшей Кармен», Блок часами простаивал у ее подъезда. Посылал ей цветы и книги. Звонил ночами. Позже Блок признавался, что не влюбиться в нее невозможно, хотя он не мальчик, знает эту «адскую музыку влюбленности», ибо «много любил и много влюблялся». Но любовь пришла не спрашиваясь, помимо его воли, в нем проснулись забытые чувства, идет какое-то омоложение души. И еще признался, что, как гимназист, покупает ее карточки, стоит дураком под ее окном, смотря вверх, ловит издали ее взгляд, но боится быть представленным, так как не сумеет сказать ничего, что могло бы быть интересным для нее. И мечтает лишь поцеловать руку, которая бросила ему цветок, а он, как Хозе, поймал его. В эти дни он пишет ей много писем, но не отправляет. Вот некоторые отрывки…

«Я смотрю на Вас в „Кармен“ третий раз, и волнение мое растет с каждым разом. Прекрасно знаю, что я неизбежно влюблюсь в Вас, едва Вы появитесь на сцене. Не влюбиться в Вас, смотря на Вашу голову, на Ваше лицо, на Ваш стан, – невозможно. Я думаю, что мог бы с Вами познакомиться, думаю, что Вы позволили бы мне смотреть на Вас, что Вы знаете, может быть, мое имя…»