Преступный мир и его защитники - Н. В. Никитин (Азовец)
Человек не хочет убивать. Он хочет есть, пить, спать, плакать, смеяться, радоваться, любить, быть счастливым, дышать всей грудью… Но прекратить в себе или другом это дыхание, эту жажду жизни — всегда противно его воле и его разуму.
Под какую категорию убийц подвести нам дотоле незлобивого, тихого двадцатилетнего юношу Александра Богданова? Согласиться ли с обвинителем, что он хотел зла своей жертве, обдумал его и совершил это зло сознательно? Едва ли на этом может успокоиться судейская совесть. Бедной и жалкой, так же юной, Сергеевой нам, разумеется, не воскресить. К чему бы привела ее жизнь, мы не знаем. Хуже или лучше ей было бы, если бы она оставалась на этом свете, мы предугадать не в силах, но перед нами другая, молодая еще жизнь, за дальнейшую судьбу которой мы всецело ответственны.
Александр Богданов, выросший в самом омуте столичной трудовой жизни, наперекор всему сохранил в себе все черты молодой, нетронутой пороком души. В неприглядной обстановке мастерового, среди дурных примеров и окружающей его нравственной распущенности он умудрился уберечь свою чистоту и свежесть. Он не пьет, не бражничает с товарищами, до двадцати лет вовсе не знает женщин и прежде всего сторонится размалеванных красавиц, с которыми другие его товарищи не прочь «водить компанию». Живет он скромно, одевается чисто, копейке знает цену, но не копит деньгу, а помогает своим заработком отцу и матери. Так обстоит дело до зимы 1900 г. В эту зиму он случайно знакомится в театре с Сергеевой и влюбляется в нее со всем пылом первой юношеской страсти.
Здесь, на суде, господин председательствующий стремился выяснить у подсудимого, какой именно любовью полюбил он Акулину Сергееву — плотской или духовной. «За тело ли» или «за ее душевные качества»? На этот вопрос подсудимый не сумел ответить, он упорно отмалчивался, багровел и потуплялся. Я думаю, что если бы любому из нас, взрослому, поставить такой же вопрос, мы тоже, если бы хотели быть искренними, ответить не сумели. Любовь к женщине — вещь слишком сложная и деликатная, чтобы ее можно было разложить на столе вещественных доказательств и разобрать на составные части. И сам вопрос едва ли ставится правильно: за что любишь? Люблю, потому что люблю. Ни за что, и за все! Люблю! Как только разберешься, за что именно, наступит черед уважению, благодарности, признательности и другим прекрасным чувствам, но любви-то, собственно, почти всегда наступит конец.
Итак, не будем выяснять, за что любил Богданов Сергееву. Достаточно, что он ее любил и что это была его первая любовь. Терпеливо и радостно лелеял он мысль о браке с полюбившейся ему девушкой. Пусть нигде не встречает сочувствия его затея, пусть отец косится на его распутную нареченную, пусть приятели про себя хихикают и подсмеиваются над его гулящей возлюбленной, он один только знает ей цену, один простил ей все ее прошлое и готов отдать ей все свое будущее. Он не ревнует ее, он только бесконечно жалеет ее и боится, чтобы она не ушла от него, не оступилась, не окунулась опять в омут прежнего разврата.
Если бы это была не любовь, что бы его тянуло к ней? Насладился ею, насытил свою животную страсть и — будет! Для чего связывать себя, становиться добровольным батраком и пестуном такой женщины, как Акулина Сергеева? Мало ли таких шестнадцатилетних Акулин, Настасий и Лукерий выбрасывает на свою поверхность и затем вновь поглощает омут столичного разврата? На каждого молодца (особливо такого красавца, как Александр Богданов) всегда найдется новая, свежая Акулина… Но вот поди ж ты! Ни «свежей» Акулины, ни Настасьи, ни Лукерьи ему не нужно. Прилепился он духом и телом к одной и во что бы то ни стало хочет вытянуть ее из омута, точно собственную душу боится с нею вместе погубить. Когда в первый раз уходит от него Сергеева, он в тот же вечер встречает ее на Фонтанке, отзывает от компании в сторону, на ее глазах тут же режет себе горло перочинным ножом и попадает в больницу. Едва оправившись, он опять разыскивает Сергееву и находит ее уже в больнице. Есть основание думать, что она болела нехорошей болезнью, которую затем передала и ему. Поблекшую, утомленную, он водворяет ее опять к себе и снова счастлив. Надо быть самому очень молодым и очень чистым, чтобы понять такую экзальтированную идеализацию любимой женщины. С прожитой жизнью все это утрачивается, забывается, но, пока мы сами молоды и чисты, нам кажется, что, любя, мы священнодействуем. А когда священнодействуешь, всегда ждешь чуда. С Сергеевой, к сожалению, подобного чуда не случилось. Для нее не наступило момента нравственного перерождения. После небольшого отдыха от панельной жизни ее вскоре опять потянуло на гульбу и легкую жизнь.
Богданов целые дни на работе. Она, не привыкшая ни к делу, ни к работе, томится, скучает. Ее зовут то кататься на тройке, то провести вечер в ресторане. У компании, которая за ней так настойчиво ухаживает, по-видимому, никогда не переводятся деньги, и деньги эти нехорошие, грязные. Богданов узнает (и это больше всего его убивало), что среди этой веселой молодежи, сманивавшей Сергееву, числились и профессиональные воры. Они не прочь были втянуть смазливую молодую женщину в свое темное ремесло. Богданов хорошо понимал, что она была уже на самом краю пропасти. Между тем он любил ее по-прежнему, а может быть, даже больше прежнего и жалел, как никогда… Что могло ждать эту несчастную впереди? Или тюрьма, или больница у Калинкина моста… А он любил ее!
Однажды, не предупредив его, Сергеева уходит и уже больше не возвращается. Для Богданова это был удар в самое сердце. Он бросает работу, дотоле непьющий, пытается заглушить горе водкой. Несколько дней спустя он на улице случайно сталкивается с Сергеевой. Она уже вышла на панель. Он умоляет ее уехать в провинцию к его матери, чтобы там начать новую жизнь. Так как все деньги он прокутил, то закладывает за восемнадцать рублей свое пальто и пытается найти Сергееву, чтобы передать деньги и отвезти ее на вокзал. Но встретить Акулину ему никак не удается. Проходит несколько дней, и он впадает в совершенное отчаяние. И опять пытается найти забвение в водке. Наконец деньги заканчиваются. На последние гроши он покупает финский нож, чтобы покончить либо с нею, либо с собою, как приведет судьба. Он понимает только одно: надо покончить! В