Борис Воробьев - Циолковский

Поэтому, сколько раз ни подымался заинтересованными организациями, а также друзьями и родными Циолковского вопрос о переезде его в Москву, чтобы стать там во главе соответствующей опытной лаборатории или завода, он так и не решился покинуть свое привычное «рабочее место».

А между тем переезд Циолковского в Москву был бы важен еще и потому, что административные органы в Калуге далеко не всегда должным образом выполняли инструкции центра о всестороннем содействии изобретателю. Можно было бы отметить немало фактов бюрократического бездушия в отношении к Циолковскому. Впоследствии выяснилось, что дело здесь было не только в головотяпстве отдельных работников. В местные органы пробрались враги народа, сознательно срывавшие помощь Циолковскому[86].

Зато Константина Эдуардовича неизменно поддерживала передовая советская общественность Калуги, в частности С. В. Щербаков, бывший председатель Нижегородского кружка любителей астрономии, переселившиеся в Калугу сыновья В. И. Ассонова — инженеры В. В. и А. В. Ассоновы, педагог С. И. Самойлович, журналист Б. А. Монастырев и другие.

С 1921 года действенную помощь Циолковскому оказывала Ассоциация натуралистов-самоучек (АССНАТ) как денежными средствами, так и печатанием и распространением его брошюры «История моего дирижабля» (1924).

Поддержку в еще более широком масштабе оказало Циолковскому в 1923 году Общество друзей воздушного флота (впоследствии влившееся в Осоавиахим СССР). Эта мощная советская организация финансировала постановку опытной научно-исследовательской работы по подбору наиболее подходящих материалов для оболочек дирижаблей Циолковского, по проработке методики электросварки, а также изготовление моделей все увеличивающегося размера. Оба эти общества широко пропагандировали в журналах и газетах идеи Циолковского.

Вообще советской прессе принадлежит особая заслуга в распространении идей изобретателя. Именно пресса в максимальной степени привлекла внимание широких кругов населения Советского Союза к «фантастическим» проблемам, выдвинутым Циолковским, разъяснив всю их научную обоснованность и возбудив глубочайший интерес к ним и самую живую симпатию к их автору, так много претерпевшему в борьбе за свои идеи до революции.

Постепенно Циолковского начали «открывать» и за границей. Мы знаем, что до революции изобретатель тщетно пытался заинтересовать своими трудами заграничные научно-технические круги. Теперь дело изменилось. С удивлением узнали о Циолковском зарубежные изобретатели и ученые, работавшие в области дирижаблестроения и конструирования реактивных аппаратов.

Оказалось, что в Советской стране работает до тех пор неизвестный ученый, который еще в 1903 году, раньше всех в мире, начал разработку теории реактивных летательных аппаратов; который еще в конце XIX столе-тия, первым в своей стране, построил аэродинамическую трубу и произвел с ее помощью ряд работ по экспериментальной аэродинамике; который разработал проект цельнометаллического дирижабля с изменяемым объемом, какого не предлагалось еще ни в одной стране. Работы Циолковского, главным образом по реактивным летательным аппаратам, стали реферироваться в виднейших специальных журналах. Крупные издательства Германии (Ольденбурга в Мюнхене и др.) вступили с ним в переписку о выпуске важнейших его трудов на немецком языке. В книге «Люди ракеты», где помещались биографии крупнейших работников ракетоплавания, была напечатана и биография К. Э. Циолковского.

Издание в Германии трудов К. Э. Циолковского по реактивным двигателям, как видно из сохранившейся переписки, не осуществилось лишь потому, что Константин Эдуардович настаивал на определенном переводчике, который был неприемлем для издательства.

Труды Циолковского стимулировали развертывание научно-исследовательских работ не только в нашей стране, но и за рубежом. Так, например, крупнейший германский конструктор реактивных приборов, профессор Герман Оберт, писал Циолковскому в 1929 году:

«Многоуважаемый коллега!

Большое спасибо за присланный мне письменный материал. Я, разумеется, самый последний, кто стал бы оспаривать ваше первенство и ваши услуги (очевидно, «заслуги». — Б. В.) по делу ракет, и я только сожалею, что я не раньше 1925 года услышал о вас. Я был бы, наверное, в моих собственных работах сегодня гораздо дальше и обошелся бы без тех многих напрасных трудов, зная ваши превосходные работы» (разрядка наша. — Б. В.).

В предшествующем своем письме профессор Оберт писал еще более выразительно и образно, подчеркивая ведущую роль работ Циолковского по ракетоплаванию:

«Вы зажгли огонь, и мы не дадим ему погаснуть, но приложим все усилия, чтобы исполнилась величайшая мечта человечества».

Характерно, что Циолковский, затрачивавший когда-то последние средства, чтобы добиться хотя бы какого-нибудь отклика на свои труды за границей, теперь, когда с разных сторон из-за рубежа получались признания их ценности[87], проявил к ним очень мало интереса. Циолковский старался вежливо и своевременно всем ответить — и только. Он ясно понимал теперь, что осуществить и использовать его труды для блага человечества, а не в целях новых порабощений и разрушений, может только страна социализма.

«...Я интересовался более всего тем, что могло бы прекратить ,страдания человечества, дать ему могущество, богатство, знание и здоровье...»[88], писал впоследствии Циолковский.

Циолковскому шел седьмой десяток, когда он получил, наконец, возможность заняться исключительно своими научными и изобретательскими работами, когда начала создаваться научно-исследовательская база для осуществления его дирижабля и реактивных летательных аппаратов. За плечами у него была тяжелая жизнь, полная мучительных переживаний и лишений. Естественно было бы допустить, что трудоспособность старого ученого будет теперь уже не та, что в молодости. Произошло, однако, обратное, — наступил подлинный расцвет творческой деятельности Циолковского.

Он не только успевал лично и посредством переписки руководить целой группой техников и инженеров — конструкторов моделей его дирижабля, но и работать над другими изобретениями.

В то же время он развил энергичную литературную деятельность.

За период почти сорокалетней научной деятельности до Октябрьской революции Циолковский напечатал около 50 произведений и до 80 осталось в рукописном виде. Это составляет в среднем несколько более трех работ в год.

А за семнадцать лет, прожитых им при советской власти, Циолковским было издано около 150 книг, брошюр, статей в журналах и газетах, причем рукописное наследие ученого за эти же годы выразилось в 450 рукописях. Исключая из этого числа 25—30 процентов работ, уже напечатанных ранее или являвшихся вариантами других трудов, все же получим в среднем свыше 25 написанных работ в год, в том числе 8—9 работ, увидевших свет. Эти цифры говорят сами за себя.